Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

– Нохой-хор! – снова крикнул Бату.

Женщина расправила плечи и взглянула на него, чуть склонив голову набок. Немного погодя она пожала плечами и, засунув пальцы в рот, дважды свистнула. Пес тотчас припал к траве, но темные глаза неотрывно следили за всадником, посмевшим вторгнуться на его территорию.

– Лежать! – велел Бату псу, стараясь не приближаться к нему; таких здоровенных он отродясь не видел и гадал, где Субэдэй его раздобыл. Затем медленно, без резких движений, спешился, чувствуя пристальное внимание пса, и объявил: – Я ищу орлока Субэдэя.

За его спиной негромко зарычал пес. Захотелось обернуться. Женщина наблюдала за Бату, пряча улыбку.

– А если он не желает видеть тебя, безымянный? – весело предположила она.

Бату покраснел.

– Субэдэй хорошо меня знает. Мы вместе участвовали в походе на запад. Я Бату, сын Джучи.

Женщина помрачнела, словно слышала это имя не единожды, и заглянула Бату в глаза.

– На твоем месте я не прикасалась бы к луку. Пес горло тебе перегрызет.

– Я приехал не мстить, – сказал Бату. – Я уже давно живу в мире со всеми.

– Хорошо, хоть один из вас так говорит, – отозвалась женщина.

Она глянула ему за спину, и Бату обернулся, почти уверенный, что к нему подбирается пес. Однако увидел он Субэдэя – старик вел коня от соседней рощицы – и подивился нахлынувшим чувствам. В свое время Бату ненавидел орлока, но в те времена он ненавидел многих. Постепенно ненависть сменилась уважением. Бату не копался в своих чувствах, но чувствовал, что во многом Субэдэй ему как отец. Дело было не в каких-то словах. В нынешнем положении Бату радовался уже тому, что багатур жив и более-менее здоров. Казалось, если Субэдэй на его стороне, ничего плохого не случится. Только на его ли стороне? Пока Бату сомневался даже в том, что его здесь примут.

Все это вихрем пронеслось в его голове, пока он смотрел на неспешно вышагивающего Субэдэя. Старик свистнул псу, который тут же вскочил и бросился к нему со щенячьим восторгом. Казалось, он виляет не обрубком хвоста, а всем телом. В одной руке Субэдэй держал вожжи, другой потрепал огромного пса по голове. Он посмотрел на гостя, потом на жену и без тени улыбки спросил:

– Ты чай ему предложила?

– Нет, решила тебя подождать.

– Тем лучше. Тогда езжай, Бату. Мне нечего тебе сказать.

Бату ждал. Но Субэдэй уже закончил разговор и прошел мимо него, подозвав пса щелкающим звуком.

– Я приехал издалека, ради встречи с тобой, орлок.

– Титулы для меня в прошлом, – бросил через плечо Субэдэй.

– Я приехал не звать тебя обратно, а за советом.

– Прощай! – сказал старик.

Он уже открыл дверь юрты, даже не обернувшись; затем скрылся в полумраке юрты вместе с псом. Обескураженный Бату повернулся к жене орлока, которая с улыбкой смотрела на него. Из детородного возраста она давно вышла, но во взгляде, устремленном на огорченного воина, сквозило что-то материнское.

– Не люблю отправлять гостя ни с чем, – проговорила она. – Хочешь соленого чаю?

Из юрты донеслось недовольное ворчание. Тонкие стены не мешали Субэдэю слышать каждое слово.

– Почту за честь, – ответил Бату.

Чай он пил до самого вечера. Субэдэю его присутствие не слишком мешало. Старик ограничился свирепыми взглядами, в течение нескольких часов молча чиня свой лук, а Бату вел вежливую беседу. Ариуна – так звали жену орлока – оказалась приятной женщиной, а вести, которые привез гость, потрясли ее до глубины души. Даже Субэдэй фыркнул, когда Бату рассказал о землях, отошедших ему по отцовскому завещанию. Одним росчерком пера Угэдэй отдал ему большую урусскую вотчину. Чувствуя пристальное внимание Субэдэя, Бату объяснил Ариуне, что после смерти Чингисхана часть тех земель принадлежала Угэдэю. Старик буквально прожег Бату взглядом, давая понять, что с памятью у него все в порядке. Царевич не поднял головы, и Субэдэй снова занялся плошками с кипятком, роговыми пластинками и клеем.

На закате старик встал и со стоном потянулся.

– Пойду гляну на скот, – сказал он жене.

Бату безучастно смотрел себе на ноги, но лишь услышав Ариунино «ступай за ним!», с ухмылкой поднялся и вышел. Порой мужчинам не договориться без участия женщины.

Пес, ни на шаг не отстающий от Субэдэя, при виде Бату оскалился, но хозяин велел ему успокоиться. Мужчины проверили, как привязаны животные в небольшом загоне, потом осмотрели козу, которая должна была вот-вот окотиться. Оба по-прежнему молчали, но Бату стало куда уютнее; он уже не чувствовал себя незваным гостем, как в юрте у Субэдэя. В загоне старик держался намного непринужденнее и жестом попросил Бату осмотреть козу. Тот кивнул и нащупал пальцами еще не родившегося козленка.

– Осталось немного, – объявил он. – Коза чувствует себя хорошо.

– Верно, – согласился Субэдэй, выпрямляя спину. – И я тоже. Жизнь тяжела, Бату, но, по крайней мере, может быть простой. Здесь она простая.

С годами он сильно похудел, но его суровое очарование осталось при нем. Где бы ни оказался багатур, за простого пастуха его не принял бы никто. Его глаза видели взлеты и падения империй. Они зрели Чингисхана отроком.

Бату промолчал. Немного спустя Субэдэй вздохнул и взялся за деревянный поручень загона.

– Ну, говори, чего ради проделал такой долгий пусть. Предупреждаю: о дрязгах в Каракоруме мне ничего не известно. Шпионов у меня больше нет, если ты на это рассчитываешь.

– Никакого расчета нет. Просто посоветуй, кому можно довериться.

Совсем как чуть раньше Ариуна, Субэдэй пытливо заглянул ему в глаза и заметно успокоился.

– Спрашивай, сынок. Не знаю, понравятся ли тебе мои ответы.

Бату набрал в грудь побольше воздуха.

– Гуюка ты знаешь не хуже остальных. – Субэдэй молчал, и Бату продолжил: – Тебе ведь известно, что нового хана до сих пор не выбрали.

Старик кивнул.

– Об этом слышал. Чай, не в пустыне живу.

– Ханом станет либо Гуюк, либо Мункэ, либо Байдур… либо я. Претендентов всего четверо, а Мункэ связал себя клятвой много лет назад, когда услышал о смерти Угэдэя. Он поддержит Гуюка.

Субэдэй поскреб щеку.

– Значит, все решено. Присоединись к Мункэ и Гуюку. Байдур, как услышит об этом, тоже подтянется. Гуюк будет ханом, а меня оставят в покое.

– Ты так и поступил бы? – серьезно спросил Бату.

Смешок багатура получился резким и неприятным.

– Я? Отнюдь. Но я не ты; свои решения я давно принял, правильные они или нет.

– Тогда зачем советуешь мне поддержать Гуюка? Что бы ты сделал на моем месте?

Вместо ответа Субэдэй уставился на темнеющие поля, на ручей, на далекие холмы. Бату ждал.

– Я не на твоем месте, – наконец проговорил старик. – И не знаю, чего ты ищешь. Если выгоды, то тяни подольше, а решение принимай в момент, когда дары Гуюка сменятся угрозами. Защити свои земли, и, возможно, успеешь им порадоваться.