Том Холт - Александр у края света

В конце концов определились фавориты: Аполлония, поскольку наш храм был номинально посвящен Аполлону — из-за того, что у скульптора Агенора завалялась невыкупленная статуя Аполлона, которую он с радостью передал попечителям храма за символическую плату), и Антольвия («Как раз напротив Ольвии») — название, которое при всех своих очевидных недостатках обладало по крайней мере двумя достоинствами: оно соответствовало действительности и было полезно в смысле привлечения торговцев, которые может быть и хотели бы наведаться к нам, но не знали, где нас искать.

Мы остановились на Антольвии — оказалось, что другая Аполлония располагалась достаточно близко, чтобы возникли известные проблемы — и перешли к следующему этапу работ, а именно — подготовке к празднику вина.

Ясное дело, первое, что необходимо для проведения праздника вина — это вино; поэтому мы заготовили некоторое его количество — преизрядное количество, если точнее. Излишне и говорить, что мы готовили его на греческий манер, и поскольку твоему народу, судя по жиже, наполняющей стоящую сейчас передо мной чашу, надо узнать об этом благородном искусстве как можно больше, я остановлюсь на этом моменте поподробнее. Я ни на что не намекаю, но долг историка — сохранять сведения, которые могут оказаться полезными или вдохновляющими для будущих поколений, поэтому удели им внимание.

Так вот — на дворе ранняя осень, Арктур восходит и ягоды винограда достигают нужного размера и формы. Рекрутировав всех членов сообщества, способных ходить, но делающих это недостаточно проворно, чтобы успеть сбежать, ты отправляешься на виноградник с солидным запасом больших плетеных корзин, частой сетки и деталями винного пресса. Пока остальные в поте лица своего и с болью в спине наполняют корзины виноградом, по возможности ободряй и вдохновляй их. Сам же собери винный пресс, представляющий собой деревянное корыто с четырьмя ножками примерно два на два шага размером — при этом передние ножки чуть короче задних — и с желобом спереди, по которому будет сбегать виноградный сок. Усердные помощники извлекут виноградные грозди из корзин и загрузят их в большущий грязный мешок из сетчатой ткани, а мешок уложат в давильное корыто. Тут ты лезь в ящик и начинай давить виноград — сперва стоя на мешке коленями, а потом выпрямившись в рост и выжимая оставшийся сок ступнями ног, переступая равномерно и с силой. Сок побежит по желобу в кувшины, которые позднее погрузят в повозки, отвезут домой и опорожнят в большие бродильные чаны, где он останется по меньшей мере на шесть месяцев, когда завершатся все работы по подрезке, а Арктур будет восходить в сумерках — только тогда перельешь ты его в амфоры и запечатаешь смолой, чтобы впоследствии выпить или продать каким-нибудь излишне доверчивым людям. Этим способом получают легкое, терпкое вино, которое можно пить всю ночь, разводя пополам с водой, без риска умереть или отправиться домой в тачке.

Другой способ, которым мы иногда пользуемся, не в пример хуже, но все же превосходит ваш — это отвезти ягоды домой и выжать их в большой яме с обожженным глиняным дном, способной вместить весь урожай и по крайней мере трех человек и снабженной желобом или стоком где-то на шаг выше дна. Шкурки и косточки остаются в яме вместе с выжатым соком, яма накрывается дублеными шкурами и не тревожится шесть месяцев или около того, пока не приходит время разливать темный, густой результат ваших усилий по амфорам. Так получается крепкое красное вино, отдающее распадом и смертью, которое лучше всего пить несчастным жителям какого-нибудь отдаленного города — не разводя и с большим количеством меда и тертого сыра. Ну, мы свое вино приготовили первым способом и стали ждать, когда оно свершит свое маленькое чудо. У нас была куча работы, чтобы занять время ожидания — вспашка и боронование, посадка бобов, а затем еще перепахивание паровой земли на солнцестояние, чтобы ее хорошенько проморозило зимой. Лето клонилось к закату, стало достаточно прохладно, чтобы сидеть под полуденным солнцем, так что мы решили разобраться с судебными исками, накопившимися за страду. В тот год, насколько я припоминаю, разбиралось дело «Атакующей Дождевой Воды», которое запало мне в память исключительно по причин невероятного накала страстей, жертвой которого пали два дурака — истец и ответчик.

Исходные обстоятельства дела были вполне рациональны. Если земли вашего соседа лежат ниже ваших по склону холма и случается необыкновенно жаркое лето (как в тот год), всегда есть риск, что когда дождь наконец пойдет, бегущие с вершины потоки затопят и смоют все ваши посадки. Ответчик по делу сумел предвидеть такое развитие событий еще двенадцать лет назад, только получив эту землю в собственность, и потому прорыл водоотводный канал по склону холма и вывел его к своим амбарам, где воду можно было употребить с толком, например, поить животных. Однако в следующие десять лет не случилось ни одного наводнения, а сосед этого человека — истец — не слишком следил за своими козами, поэтому ответчик возвел вдоль нижней границы своих земель каменную стену для отражения нападений четвероногих разбойников. Эта стена перекрыла канал, на тот момент уже заброшенный; когда наконец, после долгого, жаркого лета, хлынул-таки дождь и вода побежала вниз по склонам, она, вместо того чтобы покорно струиться, плененная берегами канавы, накопилась у стены, перелилась через верх и пронеслась через луковые грядки ответчика, как спартанское войско.

Засим последовал жаркий и откровенный обмен мнениями между заинтересованными сторонами, завершившийся кулачной потасовкой и судебным иском. Дело осложнялось тем, что ответчик (иллириец) одержал в потасовке убедительную победу, вследствие чего конфликт из спора между соседями превратился в реванш вечной битвы добра и зла.

Если мне суждено занять вакантное место судьи в загробном мире, первым делом я вынесу рекомендацию включать самых страшных грешников в жюри присяжных, обреченных выслушивать прения двух земледельцев. Смех смехом, но независимо от собственно исхода дела, больше всех страдали бедолаги, в обязанность которых входило целыми днями сидеть смирно и изыскивать способы оставаться в здравом уме, пока маленький легковозбудимый грек и крупный немногословный иллириец обменивались мнениями друг о друге пред лицом своих сограждан. Истец, уверенный, что любая мысль, повторенная достаточное количество раз, становится истиной, ухитрился до того опротиветь мне, что я против воли вынес бы решение в пользу ответчика, если бы суд завершился сразу после его выступления. Однако едва ответчик начал говорить, я быстро пересмотрел свое мнение. В то время как истец мучительно долго рассказывал простую историю, ответчик попытался втиснуть необычайно запутанную повесть в несколько обрывочных фраз и ряд неартикулированных междометий. Насколько мне удалось реконструировать его мысль, он настаивал, что не может быть обвинен в Блокировании Русла Злонамеренно или по Неосмотрительности (как того требовал истец), поскольку в минувшие годы ни разу не было дождя, достаточно обильного, чтобы наполнить указанную канаву, и потому канава не может считаться руслом; более того, к возведению стены его вынудили безжалостные атаки соседских коз, причинявших за один день больше ущерба, чем вода могла причинить за месяц; и, наконец, добавил он, куда, по мнению суда, он вообще мог девать столько воды? Выпить, может быть? Это нельзя было назвать весомым в юридическом смысле аргументом, однако общий смысл можно было уловить, не пытаясь вывернуть собственное воображение под прямым углом к разуму.