Нина Молева - Княгиня Екатерина Дашкова

— Но это входит в мои обязанности. Решений по Академии такое множество, и почти каждое требует согласия императрицы.

— Я думаю, княгиня, вам не пошло впрок наставление моего покойного отца, которого вы так бессовестно предали. Мне передавали, что он предупреждал вас, как скоро вы окажетесь ненужной его супруге и будете отринуты за ненадобностью. Вы решили, что, несмотря ни на что, государь ошибся, и вы еще займете исключительное место возле великой Екатерины. Годы заграничной ссылки, как вижу, ничему вас не научили.

— Ваше императорское высочество! Мне тяжело слышать ваши слова о государыне, которой вы обязаны сыновней почтительностью, а я — верноподданническим уважением. Надеюсь, время смягчит ваше сердце. Но подумайте и о другом, ваше высочество. Пребывание в Гатчине могло бы повести к ненужным расспросам, для которых я не хочу давать повода. Поверьте, в моем лице вы всегда будете иметь самую верную подданную, и я постараюсь сделать все, чтобы не становиться между вами и двором императрицы.

— Ах, вот и причина — недовольство Екатерины. Вот теперь мы приплыли к настоящим берегам. Ваша услужливость к императрице не имеет границ. Я полагал вас куда более гордым и независимым человеком. А впрочем, какая разница. В годы моего царствования вы на опыте поймете все свои ошибки. Павел Первый сумеет расплатиться за все обиды Петра Третьего и свои собственные. Вряд ли вам действительно стоит утруждать себя поездками в Гатчину. Ведь вы, кажется, живете по милости императрицы в Стрельнинском дворце? Оттуда путь к Царскому Селу куда короче.

…В проекте академическом нельзя было не обратить внимания на особое истолкование положения и характера ученых, которые в последнее время вообще во внимание перестали приниматься. «Ученые люди, которые о произведении наук стараются, обычайно мало думают на собственное свое содержание: того ради потребно есть, чтоб академии кураторы непременные определены были, которые бы оную смотрели, о благосостоятельстве их и надобном приуготовлении старались…» Петр Великий прямо оговаривал, что ученые никакими богатствами не располагают, живут только на жалованье, почему их при самом начале Академии даже бесплатно довольствовать и кормить велел: «Дабы ходя в трактиры и другие мелкие домы, с непотребными обращаючись, не обучились их непотребных обычаев и в других забавах времени не теряли бездельно; понеже суть образцы такие из многих иностранных, которые в отечестве добронравны бывши, с роскошниками и пьяницами в бездельничестве пропали и государственного убытку больше, нежели прибыли учинили». Помнится, дядюшка Михайла Ларионович часто на слова Михайлы Васильевича Ломоносова ссылался, что ученым не только талант и трудолюбие надобны, но и желание заниматься наукой ради самой науки — для приумножения познания, нежели для своего прокормления. В Академии нашей таких ученых немало, тем более следует поспешить отыскать средства для их поддержания. Но следует и самого Михайлу Васильевича всенепременно в Академию вернуть, представить все дело так, чтобы императрица сама о данной ему отставке пожалела и обратно бы господина Ломоносова пригласила. Тут помощи от графа Разумовского ожидать не приходится. Он покровительствовал всем ворам академическим, лишь бы самому занятий лишних и беспокойства не иметь. Спорить, может, граф и не станет, тем более что осведомлен о разрешении императрицы мне по своему усмотрению действовать, только и от поддержки уклониться сумеет. Чего-чего, а дипломатии придворной ему не стать занимать: из какой угодно воды сухим выйдет.

— Наконец-то вы выбрались ко мне к обеду, Катерина Романовна! Вы стали совсем забывать свою императрицу.

— Государыня, единственное, что может меня удерживать от желания каждодневно видеть вас, — боязнь вам наскучить.

— Полноте, княгиня! Вы знаете, я человек непосредственный, и если бы действительно не хотела видеть вас, то попросту не касалась бы этого вопроса. К тому же вы знаете, что ваш куверт всегда накрыт за моим маленьким столом, и тем не менее он достаточно часто остается пустым.

— Ваше величество, я позволяю себе приезжать, когда могу вас порадовать какими-нибудь приятными новостями или посоветоваться о новых прожектах.

— Так что же у вас на этот раз?

— Государыня, мне удалось разгрузить книжные склады.

— Каким образом? Вы выбросили книги?

— Нет, на такое варварство я решительно не способна.

— Так что же?

— Я на треть снизила цену на них, и книги были почти тотчас раскуплены.

— Браво, княгиня! Я и не знала, что в вас скрыт еще и отличный купец.

— Государыня, этот купец имеет в виду, обновив академическую типографию, предложить ее для печатания новых литературных журналов.

— У вас есть на примете интересные произведения?

— Нет, авторы, которым давно пора порадовать своим пером заждавшихся читателей.

— Вот как. И кого же вы имеете в виду?

— Вас, ваше величество.

— Меня?

— Да, государыня, вас. Вы обязаны радовать своим литературным талантом наше общество, приучать его к отличному вкусу и тому направлению, которое вы как писательница представляете. Мне довелось говорить об этом и с господином Дидро, и с господином Вольтером. Они считают даже ваши письма литературными шедеврами, что же говорить о произведении, специально задуманном и написанном.

— А вы знаете, Катерина Романовна, вы меня заинтересовали. Что ж, давайте подумаем.

— Тогда разрешите, государыня, признаться вам в моем самом большом желании.

— Конечно, княгиня, говорите.

— В Италии я удивлялась тому, как легко достать там превосходные копии с любой скульптуры.

— Но ведь итальянцы известны своим мастерством.

— К сожалению, я не могла им заказать ту копию, которая мне единственная нужна.

— Почему же?

— Это копия вашего портрета, ваше величество.

— Полноте, княгиня, зачем же вам копия? Я сейчас распоряжусь принести мой оригинальный бюст работы нашего Федота Шубина. Не знаю, как вы относитесь к этому ваятелю, но мне этот портрет положительно нравится.

— Я не видела его, но уверена, что он прекрасен.

— Государыня, почему лакей взял этот бюст? Что вы решили с ним сделать?

— Ланской, вы так возбуждены!

— Лакей сказал, что вы решили его подарить.

— Это правда. Он подарен княгине Дашковой.

— Никогда!

— Ланской, вы забываетесь!

— Я забываюсь? Я? Но этот бюст принадлежит мне, и я не собираюсь им поступаться, тем более ради княгини.

— Вы ошибаетесь, я вам его не дарила.

— Нет, дарили!

— Но почему вы так на нем настаиваете? Вы получите другой.

— Я хочу этот, и только этот!

— Не огорчайте меня, мой друг, но словом своим я не собираюсь поступаться. Княгиня, вот мой подарок вам. Лакеи отнесут его в вашу карету.