Нина Молева - Княгиня Екатерина Дашкова

…В низкой горенке от печи ценинной жаром пышет. Окошки слюдяные, хоть и день на дворе, войлоком затянуты. Не так для тепла — от чужих ушей да глаз. Береженого Бог бережет. Ларион Гаврилович Воронцов недаром сюда из Москвы притащился. По Дмитровской дороге, а там для поспешения прямо по льду речки Саморядовки. В Фоминском женина родня — Масловы. Кто там за ними доглядывать станет. А и полюбопытствует — чего ж дочке с зятем стариков не навестить? Иван Волынский им тоже не чужой, вот с ним и поговорить надо. Человек государственный — вице-губернатор в Нижнем Новгороде. Многое знает, о многом и рассказать может…

Вон ведь как все сошлось. 10 февраля 728-го родила в Киле старшая цесаревна Анна Петровна, герцогиня Голштинская, сыночка Петра, внучка государя Петра Алексеевича. В Москве Меншиков всполошился — 25 февраля короновал императором российским другого государева внука, от царевича Алексея — Петра II. Выходило, дорога к власти для цесаревен, дочек императрицы Екатерины Алексеевны, навсегда закрылась. В толк не взять, как мать собственных дитятей обездолить могла! Анну Петровну хоть замуж отдала, а о Елизавете Петровне будто и думать забыла. Разное толковали, да только одно верно: Александр Данилович Меншиков ручку приложил. Завещание императрицу чуть не силком подписать заставил, а в завещании черным по белому: быть Петру Алексеевичу Младшему на престоле только с меншиковской дочкой.

Императрица, поди, подумала, что от светлейшего отвяжется. Ан не тут-то было! После составления завещания всего ничего прожила. Конфет от меншиковского кондитера не в меру покушала, а там в одну ночь Богу душу отдала. Никто не пожалел, никто слова доброго не сказал. Разве что молодой Левенвольд: случай его больно быстро кончился. Ну и Бог с ним. За фаворитами дело никогда не станет: незваные набегут, в черед выстроятся.

Зато как светлейший к власти рванулся! Лишь бы скорей, лишь бы без промедления дочку Марью коронованной особой увидеть. На государя покрикивать стал, ни с кем разговоров вести не хочет. Тут-то сенаторы его и перехитрили. Светлейшего с семейством под арест и в ссылку, богатства его несметные по рукам. Одних сёл, шутка ли, девяносто девять, городов четыре, деревням; дворцам, пустошам и счету нет. Каменья драгоценные и алмазы считать не смогли — кружками мерили. А в любимцы Долгоруковы вышли. Семейство многолюдное, жадное, грамоте не больно обученное. К мальчишеским проделкам сразу приноровились. Император без Ивана Алексеевича Долгорукова никуда. И в пир, и в мир, и в добрые люди — все вместе. Ночью в спальне любимцу велел стелить — чтоб всегда под рукой, чтоб не расставаться.

Отец, Алексей Григорьевич Долгоруков, тоже рядом — на посылках. Там и сестрицу Екатерину Алексеевну потянули. С братом на ножах, а интерес семейный, так норов свой попридержали. Не успели просватать, ей и содержание, и штат, чтобы всех родственников прикормить да пристроить, и титул небывалый — государыни-невесты. Невенчанная, а уже государыня! Всем велено почести царские девице воздавать, к ручке прикладываться. Долгоруковым законы не писаны. Сами из дворца не выходят. К императору никого и вовсе не пускают. А тот рад-радешенек: ни тебе учителей, ни науки — на все вольная воля. Так во вкус вошел, что о возвращении в Петербург поминать запретил. Под страхом смертной казни.

…Дом в Фоминском небольшой: на подклете четыре горницы да через сенцы людская с поварней. В подклете провиант всякий. Под лестницей в светелку — мыленка. Невелико богатство. Оно и воронцовское немногим больше. Земель мало, доходов того меньше. Потому и хлопотал сыновей при дворе кем-никем устроить. Около государя Долгоруковы не дадут, так хоть при цесаревне! Старший сынок, Роман, Елизавете Петровне ровесник, да вот поди ж ты, не показался. Михайла семью годами моложе, а цесаревна сразу в пажи взяла. И то верно, книги читает во множестве, в диалектах иноземных разбираться стал. Она, голубушка, все надежды не теряет за заморского государя замуж выйти. Тогда бы и Михайле при ней дорога открылась. Ходили и такие слухи: прочит ее Остерман за императора. Оно верно, что не по-божески, да разве около престола Бога помнят? Теперь кум Волынский не скрывает: лишь бы без опалы обошлось. Про кончину императора ничего толком не сказал. Вопросом на вопрос ответил: не больно ли ловко сошлось — девятнадцатого января венчание, а восемнадцатого государя не стало? Умереть и от простудной горячки можно, да не обязательно в пятнадцать-то лет. Опять же соборовали венценосца три иерарха: Феофан Прокопович, Феофан Лопатинский, Георгий Дашков, а вот на выборы нового царя не остался ни один. Уговаривали их — ни в какую. Теперь уже дело прошлое. Теперь бы о новой государыне все до мелочи разузнать…

Куда как многим невдомек: почему Анна? Неделей раньше сказать, никто бы не поверил. Из трех дочек соправителя и братца старшего государя Петра Алексеевича — Иоанна Алексеевича средняя. Государю все хотелось по-умному девок-то пристроить. Чтоб державе от союзов супружеских выгода. Где там!

Анну Иоанновну с герцогом Курляндским первой обвенчал. Соседу дорогому всех трех предложил, герцог ее выбрал. Всякий помнит: хороша была. Ой хороша. Статная. Рослая. Синеокая. Косы что твоя ночь, до земли. В октябре 1710-го свадьбу сыграли, в Курляндию честь честью проводили. Четырех месяцев не прошло, герцог долго жить приказал, вдова в Россию вернулась.

Государь Петр Алексеевич на первых порах рукой махнул — к Прутскому походу готовился; не до баб тут. А там, по расчетам государственным, обратно в Курляндию отправил. Да не одну — с Бестужевым-Рюминым Петром Михайловичем. Интересы российские блюсти. За герцогиней тоже присмотреть. Присмотрел, старая лиса! Куда как ловко присмотрел. И вдову пригрел, и свои карманы бездонные набил. Бывалоча, о каждой мелочи государыню Екатерину Алексеевну просила. Каждой паре башмаков стоптанных, платью ношеному да перчаткам штопаным радовалась. Горькими слезами и нуждой годами давилась, у матери-царицы Прасковьи Федоровны нелюбимая, государю и вовсе ненужная. Иной раз в Петербург с визитом доберется, а уж в Измайлово своё любимое ни-ни. Государь строго положил: иностранным, государям бывать там ни к чему. Иностранным. А там Петра Михайлыча отозвал. Наворовался, мол, хватит. Сколько герцогиня о нем просила, в ногах у дядюшки валялась. Государь бабьих слез терпеть не мог, Анниных и подавно. Уехала герцогиня ни с чем. В Митаве Бирона в фавориты определила. Тот, известно, заново наживаться принялся. Герцогине бы наглеца укоротить, да замены ему не найдешь: штат мал. Шляхетство без денег на службу не пойдет. Молодого красавца приманить нечем. Один титул что герцогиня.