Владимир Архипенко - Ищите связь...

Он видел, как придирчиво рассматривал полицейский его пропуск, как остро глянул в лицо, сличая с фотографией.

— Отчего остановился? — спросил он по-русски.

— Так ведь солдаты там… И уж не знаю, можно ли в порт пройти?..

— Можно. Кто работает там — можно! Солдаты пропускают.

Полицейский, снова козырнув, возвратил пропуск. Шотману теперь ничего не оставалось делать, как идти в порт. Впрочем, чем, собственно, он рискует? Имя его не вызвало подозрений. Кстати, если бы приказ об аресте был, то к нему пришли бы еще ночью на квартиру… Надо идти в порт. По пути его дважды останавливали гардемарины, придирчиво проверяли пропуск, но каждый раз разрешали идти дальше. Наконец он дошел до причала, у которого стоял старый продымленный буксир, переоборудованный под плавучую мастерскую. Возле трапа прохаживался хозяин мастерской — инженер Медведев. Он был в пальто, но в военной фуражке с лакированным козырьком. Медведев в отличие от другого начальства хорошо ладил с рабочими, прекрасно знал свое дело и не раз, бывало, засучив рукава, сам вставал к токарному станку, чтобы выточить особо сложную деталь. Был он человеком огромной физической силы, немногословным, спокойным. Но он совершенно преображался, если заходила речь о его давнем увлечении — французской борьбе. Когда он говорил о прошедших или будущих встречах, глаза его разгорались, широкая ладонь рубила воздух, наголо бритая голова живо поворачивалась то к одному, то к другому собеседнику. Он знал на память имена всех чемпионов России и многих иностранных, вел переписку со знаменитым борцом Иваном Заикиным, а также с писателем Куприным, с которым познакомился на одном из крупных матчей в петербургском цирке «Модерн».

Шотман заметил, что сейчас инженер взволнован. Медведев поздоровался и торопливо оглянулся по сторонам.

— Вы еще ни о чем не слышали? — глухо спросил он.

— Нет. Я видел солдат и полицейских, но что, собственно, произошло? Вы, наверное, что-то знаете?

— Да, знаю, хотя и совсем случайно. Когда я шел сюда, знакомый чиновник предупредил меня, что сегодня под утро арестованы двое портовых рабочих. Кто именно, он не сказал, но я думал…

— Вы думали, что и меня тоже… — невесело улыбнулся Шотман.

— Нет, я не то хотел сказать, но, знаете, всякое может случиться… Вот об этом я и хотел вам сообщить.

— Спасибо, Аполлинарий Петрович, — сказал Шотман, — но, может быть, поскольку вы уже что-то обдумали, вы что-нибудь сможете подсказать и мне? Конечно, никакой вины за мной нет, но согласитесь: когда начинаются аресты, любой рабочий чувствует себя неуверенно — мало ли что может случиться. Вот и вы даже намекнули…

— Нет-нет! — заторопился инженер. — Вы меня не так поняли. Я ни о чем таком не хотел сказать!

— Аполлинарий Петрович! Может быть, мне уехать куда-нибудь на время? Или же отъезд вызовет необоснованные подозрения — отчего это вдруг Шотман заторопился в день арестов?

— А вы знаете, пожалуй, есть у меня идея! — оживился инженер. — Напишите-ка заявление на мое имя, отметив его, скажем, позавчерашним числом. На нем я резолюцию поставлю вчерашним числом. А сегодня вы будто сюда и не приходили.

— Но о чем заявление?

— Это вы уж сами должны знать. Мало ли что случается! Родственник у вас заболел в другом городе или еще что. Мое дело разрешить вам отпуск без сохранения содержания. Поедете, посмотрите, как и что, а коли все окончится благополучно, вернетесь сюда. Гарантию могу дать, что на работу снова приму.

— Спасибо, Аполлинарий Петрович! — сказал Шотман.

— Да что там! Вы бы лучше поторопились в отпуск. Заявление не обязательно самому приносить. Пришлите с кем-нибудь.

— Спасибо.

— Ладно-ладно! Поторапливайтесь!

Медведев махнул на прощанье рукой, круто повернулся и пошел на буксир.

Весь день Шотман кружил по городу, взбудораженному арестами. Возвращаться домой он боялся, искать товарищей в рабочем районе Сернэс тоже не решался — все улицы, ведущие к нему, были перекрыты полицией. Идти в Народный дом, где помещались профсоюзные организации, тоже было опасно: наверняка они находились под наблюдением охранки, а бродить без цели по улицам, в общем-то, тоже рискованно. Шотман полдня провел в читальном зале русской библиотеки. А теперь куда? И вдруг он вспомнил. И как он раньше не подумал об этом человеке! Депутат сейма, руководитель шведского рабочего движения в Финляндии Вийк — вот кто ему нужен сейчас! Он ведь не раз помогал русским большевикам, устраивал ночлег, перевозил нелегальную литературу. Из помещения почтовой конторы Александр Васильевич позвонил Вийку, договорился о встрече и спустя полчаса уже был у него в уютной квартире.

Хозяин — человек с густой взъерошенной шевелюрой и с воинственно торчавшим под губой клочком бородки — был до крайности возбужден. Однако не забыл справиться, поел ли где-нибудь Шотман, выпьет ли он чашечку кофе? В маленькой кухоньке, возясь с кофейником, Вийк рассказал, что на кораблях эскадры произведены аресты. Охранка взяла несколько десятков человек, и все небольшими группами отправлены на миноносцах прямо в Петербург, минуя тюрьмы Гельсингфорса и Кронштадта. На берегу аресты среди рабочих производила финская полиция, но, разумеется, по указанию охранки. На квартирах взяты Тайми, Кокко, Николаев, приказчик Сидоров. Их отправили в местную тюрьму. Полиция произвела обыск на квартире у Воробьева, но тому удалось в последний момент перед приходом полицейских скрыться. Большое удивление в городе вызвал арест председателя финляндского профсоюза металлистов Саксмана. Схватили его на мосту, соединяющем район Сернэс с центром города, когда он шел в Гельсингфорсский народный дом. Социал-демократическая фракция сейма уже обратилась в полицию с запросом о причинах ареста.

— Саксман?! — удивленно переспросил Шотман. — Ничего не понимаю! Какое отношение он мог иметь ко всем этим делам?

— Никто этого и не понимает, — развел руками Вийк. — Всем ясно, что аресты связаны с революционными событиями на кораблях, но всем также ясно, что миролюбец Саксман, всю жизнь уповающий лишь на парламентские формы борьбы, не имеет к военному флоту никакого отношения. Видимо, здесь какая-то ошибка. Не исключено, что Саксмана просто перепутали с кем-то другим.

«Постой, постой, — чуть не вырвалось у Шотмана. — Уж не со мной ли его спутали? Товарищи не раз говорили, что внешне мы напоминаем друг друга. Но с другой стороны, если искали именно меня, то могли утром арестовать дома. А может, опоздали?.. Чертовщина какая-то получается. Но в любом случае, ищет меня полиция или нет, необходимо скрыться».

Затем Шотман рассказал Вийку о предложении инженера Медведева и попросил передать с кем-нибудь его заявление начальнику мастерской. План этот Вийк одобрил, хотя внес в него некоторые коррективы, сказав, что самым целесообразным сейчас будет ехать не в Выборг, как это намеревался сделать Шотман, а за границу, в чем он окажет содействие. Возражение о том, что на такую поездку понадобится много денег, он решительно отмел и вручил Александру Васильевичу пачку шведских крон. Что касается пристанища, то пусть Шотман без всякого стеснения располагается в его квартире, благо одна из комнат пустует. А пока с помощью верных людей он проверит, не приходила ли полиция на квартиру Шотмана, и постарается незаметно передать записочку жене.