Владимир Архипенко - Ищите связь...

Они снова поднялись на мостик, Малыхин молча и, как всегда, аккуратно укладывал инструменты в гнезда брезентовой сумки, не говорил ни слова. Сергей видел по лицу товарища, что тот сердит и огорчен до крайности, и оттого чувство вины становилось еще острее — уж лучше бы отругал его Денис в сердцах.

Когда отнесли инструменты в шкиперскую и уже подходили к кубрику, Краухов не выдержал, нарушил молчание:

— Не серчай ты на меня, ради бога! Не подумавши я поступил, сам не знаю, как это получилось…

— То-то и оно, что мало думаешь! — неожиданно зло сказал Малыхин. — Правильно про тебя мичман сказал — отрок ты и есть… тебе не службу нести, а с мальчишками по улицам озоровать…

Слова товарища укололи Сергея. Он особенно был уязвлен оттого, что Денис высказался о нем как бы заодно с Корецким. Но в глубине души понимал, что за дело и по справедливости его ругают, и от этого становилось не легче, а еще горше.

Он хорошо знал и причину злости товарища — была у того на берегу знакомая девушка, работала табельщицей в портовой мастерской, и Малыхин как-то признался ему, что хочет жениться на ней. А теперь они уедут в Кронштадт, не побывав на берегу, и Денис не сможет повидаться с нею, предупредить об отъезде. Да и у самого Сергея была причина во что бы то ни стало побывать в увольнении. Но о том, почему это было так необходимо, он не имел права сказать даже Малыхину.

В кубрике, где после дня, проведенного на верхней палубе, воздух казался особенно спертым, при свете синей ночной лампочки Сергей подвесил на крючья парусиновую койку, тихо, чтобы не обеспокоить спящих товарищей, поставил к переборке тяжелые ботинки, привычно быстро разделся и улегся под одеяло.

Несмотря на усталость, сон долго не приходил к нему. Лежа с открытыми глазами, он все думал о своем неудачливом характере, из-за которого столько раз попадал впросак. И надо же было ему уродиться на свет с такой натурой!

На характер свой Сергей сетовал не зря. Еще с малых лет ему постоянно попадало за озорство и строптивость, за дерзкий язык. Самый младший в большой семье Крауховых, он был общим баловнем, что, впрочем, не спасало его от порки. Из всей семьи только самый старший брат Терентий никогда не тронул Сережку и пальцем, но именно его-то мальчишка уважал, побаивался больше всех, а с остальными был колюч и дерзок.

Вся улица знала его как первого заводилу и драчуна. Он вроде и силенкой особой не отличался, но был отчаянно смел, цепок и увертлив, что давало ему в драках заметное преимущество даже перед более крепкими ребятами. Зато хитрости, осмотрительности или хотя бы осторожности в нем не было ни на грош, и поэтому не раз он попадался в ловушки, расставленные продувными сверстниками.

Живя всего в полуверсте от главной проходной Путиловского завода, на котором работали чуть ли не все жители окрестных улиц, Сережа с малых лет был в курсе заводских событий, знал, что такое стачки, видел, как разгоняют демонстрации и как арестовывают забастовщиков. Однажды (ему тогда еще и десяти не было) встрял в борьбу своими собственными средствами — он и двое таких же отчаянных его приятелей забрались на крышу склада и оттуда обстреляли из рогаток зловредного околоточного надзирателя Фомина. Затея обернулась нешуточным делом: железная гайка угодила полицейскому в глаз, отчего он окривел. Полиция проводила специальное следствие, опрашивала подряд всех жителей в округе, но улица была своя — не выдала.

Год спустя Сергея с треском вытурили из четырехклассного городского училища, после того как дознались, что это именно он насыпал в чернильницу директору карбиду, отчего чернила вспучились лиловыми вонючими пузырями и в комнате надолго установился тошнотворный запах. Быть бы Сережке нещадно выпоротому, да как раз старшего брата Терентия провожали на службу в царский флот, и на очередное озорство махнули рукой. Вскоре отец определил его учеником в скобяной магазин в надежде, что хотя бы один его сын вырастет обеспеченным человеком. Но три дня спустя Сергей надерзил хозяину и был выгнан взашей. Боясь показаться домой, он ушел бродить по берегу реки и неожиданно для себя сговорился на причале с хозяином буксира идти к нему в юнги за харчи и рубль жалованья в месяц. С июня по октябрь буксир таскал тяжелые пузатые баржи по Неве в Ладогу и обратно, но, когда похолодало и пароходик загнали в затон, Сергей все же вернулся домой. И тогда его устроили учеником клепальщика на путиловскую верфь.

Три года подряд изо дня в день накалял он на горне заклепки, подавал их длинными щипцами клепальщикам, одуревая от чада угля и горелого металла, от тяжкого грохота пудовых кувалд. А летом того года, когда Сергею уже исполнилось пятнадцать лет, домой вернулся со службы старший брат Терентий. По письмам о нем знали, что служил он на знаменитом крейсере «Варяг», участвовал в известном бою с японскими крейсерами возле корейского порта с чудным названием Чемульпо. И вот воскресным днем, когда все братья и сестры были в сборе, открылась дверь, и вошел Терентий в белой форменке с синим воротником, в матросской бескозырке. На груди у брата красовался на оранжево-черной ленте Георгиевский крест.

Сергею крест показался удивительно красивым, но Терентий, едва утихли восторги нежданной встречи, отцепил «Георгия» от рубахи, небрежно бросил на подоконник, сказав, что царских побрякушек носить не будет. В семье его слова приняли спокойно — после Кровавого воскресенья здесь если и говорили о царе, то только со злобой. Все же мать бережно подобрала награду, завернула в белую тряпицу и спрятала в сундучок.

С приездом Терентия судьба Сергея переменилась — старший брат, определившийся электриком на верфь, забрал его к себе подручным. Сам обучившийся новому для себя делу во время флотской службы Терентий сразу же был признан как отменный специалист и теперь терпеливо учил младшего Краухова всем известным ему тонкостям. Спустя полгода Сергей уже мог но только тянуть проводку, установить рубильники или выключатели, но даже разобрать или собрать динамо-машину.

К тому времени их братья и сестры обзавелись своими семьями и своим жильем, разъехались по разным углам Питера. И когда в двух комнатушках маленького покосившегося домика осталось всего четверо, приходилось только удивляться — как это прежде здесь могли размещаться девять человек?

Старший брат учил младшего не только тонкостям своей профессии. От него Сергей впервые услышал, что такое классовая борьба, капитализм, эксплуатация и еще многое другое. Терентий как-то по секрету рассказал, что посещает политический нелегальный кружок, но, когда Сергей попросил повести туда и его, наотрез отказал, прибавив при этом: