Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Странная креатура.

— Безусловно. Но в данном случае он меня интересует, впрочем, кажется, как и князя Потемкина, по своей должности руководителя Академии художеств.

— Вы стали интересоваться молодыми дарованиями, ваше сиятельство?

— Спаси и сохрани меня Господь от всякого рода благотворительности! Но вот почему Академией художеств занялся Потемкин? Совершенно случайно господин Львов на вечере в своем доме проговорился, что письма Потемкина Бецкому доставляются нарочными, как и ответы.

— Может быть, речь идет о том, чтобы их содержимое не стало известно императрице? Какой-нибудь сюрприз? Приятная неожиданность? Все уверяют, что в этом отношении Потемкин не знает себе равных.

— Я достаточно узнал характер русской императрицы, Дюран. Сюрприз может выражаться в дорогих безделушках, картинах, но во всем сколько-нибудь серьезном она не допускает неожиданностей. Кроме того, все уверены — Бецкой служит прямым информационным каналом для императрицы. Только на этом основании она его терпит.

— Терпит? Не более того?

— Ты имеешь в виду слухи о родственных связях? Именно из-за них она не разрешает старику бывать на дворцовых приемах и тем более находиться поблизости от ее величества: сходство слишком разительно, и радовать ее оно никак не может. Нет, здесь должна идти речь о какой-то существенной услуге, общем деле, смысла которых я все еще не улавливаю.

— А не проекты ли это, о которых толкует весь Петербург? Подумать только, главный город Таврической губернии, названный в честь царицы, — Екатеринослав. С биржей, множеством лавок, 12 фабриками! Биржа, заключающая сделки со всей Европой, фабрики, выпускающие изделия, лавки, заваленные товарами!

— Мой милый Дюран, вы срочно нуждаетесь в отдыхе! Вам явно изменяет здравый смысл. Вы пересказываете мне сказки, которых никто не видел — и к слову сказать, не увидит — в действительности.

— Но ведь таких слов не бросают на ветер, ваше сиятельство. Тем более одно из первых лиц в государстве. А тамошний собор — точная копия собора Святого Петра в Риме, но увеличенный в плане на один аршин. А театр, музыкальная Академия, университет, где будут преподаваться и науки и художества? Если десятая часть этих прожектов предстанет перед глазами императрицы и ее свиты, это уже будет чудо.

— Вот именно — будет чудо. Но чудес, Дюран, не бывает. Чудеса — прерогатива церкви — не земных властителей. Ваше воображение поразило то, что императрица лично подписала указ о создании университета. Скажу больше — она действительно выделила деньги на его содержание. Да это 300 тысяч рублей и доход отдаваемых на откуп соляных озер на какой-то там Кинбурнской, если не ошибаюсь, косе.

— И не только, ваше сиятельство. Уже приглашен в Екатеринослав в качестве директора будущей музыкальной Академии живущий сейчас здесь, в Петербурге, итальянский композитор Джузеппе Сарти. Вы же сами видели и слышали его в придворной опере — он совсем не плохой музыкант и охотно согласился на предложение Потемкина. А приглашенные — преподаватели живописи из числа выпускников Петербургской Академии художеств. Вам мало этих доказательств?

— Да, да, договора с разными знаменитостями для тамошнего университета. Кто может устоять против предлагаемых действительно сказочных условий! Но, Дюран, мы не имеем никаких сведений о том, чтобы в тех местах велось огромное строительство, возводились и функционировали кирпичные и черепичные заводы — ведь надо же из чего-то строить? — прокладывались дороги. Все признают: в южных степях их никогда не было. Да и зачем они кочевникам? Так вот, где армия инженеров и тысячи строителей, Дюран? Вы же понимаете, все может начинаться только с них. Россия до сих пор помнит, как строился Петербург и строители приезжали со всех сторон государства. Что приезжали — это была всеобщая мобилизация, когда неподчинение грозило самыми суровыми карами. Вот над чем следует задуматься, и когда я соберу достаточно фактов и соображений, чтобы отправить донесение в Париж, я буду начинать именно с этого.

И, кстати, Дюран, вот вам еще одна загадка. Почему категорически запрещено сообщать какие бы то ни было новости с юга? Этот запрет наложен не Потемкиным — самой императрицей. Нельзя передавать слухи, строить догадки. Даже простые предположения. Каждое лишнее слово грозит крупными неприятностями, а ведь Потемкин всего лишь бывший фаворит и никакой особенно значительной должности не занимает.

В. В. Капнист — А. А. Капнист. 1786. Петербург

…Не могу наглядеться на прелестный твой портрет. Целые дни провожу наедине с ним, беседую с ним в мыслях, как будто с тобою. Забываюсь порой до того, что разговариваю с портретом. Это самые приятные мои грезы…

Петербург. Екатерина II.

— Робеет. Боже, как робеет! Первый раз папа представил мне его: «Ваше императорское величество, разрешите представить вам вашего нового флигель-адъютанта поручика Александра Мамонова. Уверен, своей исполнительностью, старанием, послушанием и преданностью он сумеет быть вам полезным во всех делах, которые ваше императорское величество пожелаете ему поручить…»

Незаметно знак сделала: надоел. На полуслове речь прервал. Вышел. Одни… Вы довольны вашим новым назначением, господин Дмитриев-Мамонов? — «Не нахожу слов благодарности, ваше величество, и надеюсь…» — Снова прервала: в самом деле довольны?

— «Я не понимаю вас, ваше величество. Как могло быть иначе?» — Действительно, не понимаете. Вы подумали, что отныне ни в чем не будете принадлежать самому себе. Каждый день. С утра до ночи и, может случиться, целыми сутками. Все зависит от государственных обстоятельств.

Может, показалось. Замялся. Чуть-чуть замялся с ответом. Потом заговорил как по-писанному. Уж папа, поди, все в тонкостях разобъяснил.

Вы очень привязаны к родителям? Собираетесь их часто навещать? — «Я давно на службе. Они люди пожилые — много ли им надо». — Как пожилые? — «Батюшке 63, матушка годом его старше. Матушка ногами хворает — из дому выходит редко».

Спохватился. Краской до корней волос залился. Что сказать, не знает. — Их, конечно, вы сможете навещать, когда заблагорассудится. Почтение к родителям — вещь похвальная…

Только тут поняла: даже сесть не пригласила. Не так все пошло. Не так. А хорош. Папа не приврал.

— Марья Саввишна мышкой в дверь шмыгнула — значит, все слышала. «Не угодно ли, государыня, лимонаду со льдом? Может, чаю с погреба? День нонче жаркий — как никак лету середина».

Кивнула — пожалуй, чаю можно. Поглядела на Александра: А вам что приказать подать? Что любите? — «Мне?» — Поперхнулся даже. — «Да я… не смею беспокоить…» — Теперь будете беспокоить. И когда поручений каких станете дожидаться, то у нашей Марьи Саввишны. Ей вам надо полюбиться, ей приглянуться. Сумеете?