Нина Молева - Граф Платон Зубов

— Доверял ему государь Петр Алексеевич, выходит.

— Что ж, всем доверять приходится. До первой ревизии. Капитальной, если правду сказать. А вот после нее — кому как повезет.

— Неужто и царскому родственнику тоже?

— А ты что думала? И ему тоже. Слухи ходили, будто государь не то что неудовольствие высказывать стал — поотстранил от себя Кирилу Алексеевича. Шесть лет пробыл он первым петербургским комендантом, а там в Москве оказался на той же должности.

— Велика ли потеря!

— Для бабьих рассуждений, может, и не велика, а на деле ссылка это. Настоящая ссылка. Потому, так полагаю, он опять Братцевым не занялся. Куда там — едва не дотла разорил. Скотный двор — и тот в селе исчез.

— Да почему же ты, Александр Николаевич, все дела-то местные так преотлично знаешь? Откуда бы? Интересовался, что ли?

— Интересовался. А как иначе? Село того стоит. А вот тут, матушка, слушай внимательно, ни словечка не упусти. Ба, да никак у нас гость дорогой! Платон, ты ли? Какими судьбами?

— Платошенька, друг мой!

— Отстань, отстань от него, мать. Тут дел невпроворот, а ты со своими всхлипами.

— Дел? Каких дел, батюшка? Новое что объявилося?

— Как тебе, Платон Александрович, сказать. Новое — не новое, да и старым не назовешь.

— Платошенька, раздумался твой родитель об имении. Нужно оно нам, очень нужно, чтобы ему больше службой у Салтыкова себя не трудить. Да и не к лицу она Александру Николаевичу при твоем нынешнем высоком положении.

— Это верно, матушка, а только дело-то в чем?

— Ой, дай, Платошенька, я первой скажу. Родитель твой вотчину зубовскую разыскал, вот и ломает голову, как бы ее обратно в семью нашу получить.

— Вотчину зубовскую? А есть такая? Никогда не слыхал.

— Мало чего не слыхал, друг мой. А вотчина эта тебе знакома — село Братцево, что под Москвой, у Тушина. Матери твоей я всю историю только что выложил, а ты вот на документы погляди. Дошли мы с твоей матушкой до той поры, когда Братцево из дворцового ведомства Нарышкиным перешло. Семен Кириллович там все детство свое провел.

— Семен Кириллович? Тот, что в своей коляске в Петербург философа Дидерота привез да у себя в доме и гостил? Не захотел француз в приготовленной ему государыней квартире селиться.

— Ишь ты! С фанаберией.

— Только государыня не в обиде была. Ей такое дело руки развязало. Недавно сама мне рассказывала, что даже порадовалась: пускай, мол, Нарышкин с гостем с утра до ночи и с ночи до утра возится. Гость суматошный, любопытный, словом, одна головная боль с ним.

— Ох уж эти французишки!

— Нет уж, матушка, вы таких суждений себе, пожалуйста, не позволяйте. Государыню только рассердите.

— И впрямь, Елизавета Васильевна, тебе с твоими мозгами курьими в рассуждения пускаться ни к чему. Тем паче государыню сердить.

— Да я что… я только вообще… а то что же…

— Вот-вот и сиди тихохонько. На ус мотай, а в разговор не встревай, жена. Сумятица от тебя одна.

— К Семену Кирилловичу государыня благоволит. Шутка ли, еще когда чин генерал-аншефа получил и звание обер-егермейстера, назначение присутствовать в Придворной конторе. Если его поместье…

— Не его, Платон, не его. Семен Кириллович как решил в Петербурге окончательно осесть, Братцево двум своим незамужним сестрам продал — Авдотье и Наталье Кирилловнам. А уж они, по девическому своему состоянию, село единственному племяннику — сыну третьей своей сестры — завещали. Александру Сергеевичу. Строганову.

— Час от часу не легче! Да знаете ли вы, папенька, что Александр Сергеевич первый у государыни собеседник, в картах партнер неизменный. А уж в театре али на концерте каком Строганов всегда у левой руки государыни сидит — приказано ему так — и подсказывает.

— Строганов государыне подсказывает? Государыне? Что?

— Тут уж малый такой секрет есть. Государыня театром изволит развлекаться, особенно коли ее собственного сочинения пьеса выставляется. А вот музыки не любит. Сама мне признавалась — в сон ее клонить начинает, если музыка не танцевальная.

— Да и мой вкус такой, как у ее величества. Танцы — было время! — оторвать меня нельзя, а уж пиликанье всякое слушать — увольте. А Строганов-то причем?

— Притом, что показывать должен, в которых местах музыканты подлинного совершенства достигают, где аплодисменты им полагаются. Александр Сергеевич знак государыне сделает, она тут же аплодировать начинает, а уж за ней весь зал.

— Разумно, куда как разумно. К чему государыне мысли свои чепухой разной засорять.

— И как это ты, Платошенька, все увидеть, обо всем дознаться успел. Никогда не думала, что внимательный ты такой!

— Служба придворная. Тут уж только успевай по сторонам смотреть и все примечать. Государыня и то похвалила, мол, на тебя, Платон Александрович, положиться можно.

— Вот и отлично, сынок! Самое время к родовому имению подступиться. Ты что-то о графе Строганове сказал, только Братцево к нему отношения не имеет.

— Как это — не имеет? Разве продал имение? Когда? Кому? Не иначе какой-никакой слух бы при дворе прошел.

— Да нет, тут история особая. Я кое-что выведал. Чего не узнал, тебе, Платон потрудиться придется. Значит, должен ты знать, молодость свою граф провел за границей.

— Кто ж об этом не знает. Сколько раз государыня повторяла: и что лучшие профессора Женевы ему одному лекции читали, и что по Италии он путешествовал — страсть к коллекционированию припала, а там и Париж вниманием не обошел. Точно не скажу, а вроде года два химии и металлургии неизвестно зачем обучался.

— Богатому наследничку почему бы себя не потешить. Все лучше, чем родительские наставления дома слушать.

— Что-й-то ты, Александр Николаевич, говоришь — грешно ведь! От родителей бегать — это надо ведь такое придумать!

— Оно грешно и вышло. Доездился Александр Сергеевич, так что по возвращении никого из родителей в живых не застал.

— Вот оно как, батюшка! Это ему в наказание.

— Перестань тарантеть, Елизавета Васильевна! Не больно-то Строганов такой оборот дела за наказание принял. Заботиться о нем сама императрица Елизавета Петровна стала, не кто-нибудь! Она же ему и невесту сыскала — дочь вице-канцлера Михаилы Илларионовича Воронцова.

— Значит, племянницу свою двоюродную, не так ли?

— Ну ты, Платон, прокурат! И в этом разобрался! Ловкий ты у нас, ничего не скажешь. Супруга вице-канцлера государыне императрице двоюродной сестрой приходится да еще самой что ни на есть любимой — Анна Карловна Скавронская.

— Посчастливилось графу. И приданое, поди, немалое.

— А вот и нет, Платон. Это императрица своей родственнице решила богатства несметные строгановские подкинуть. Куда до них Воронцовым!

— Понятно. В таком раскладе графу никак не отвертеться, если б ему, скажем, невеста не по душе пришлась или еще какое неудовольствие вышло.