Нина Молева - Граф Платон Зубов

В 1798 году только что переведенный в старший, пятый, возраст А. И. Ермолаев пишет своим товарищам — будущему академику А. Х. Востокову и книжному иллюстратору и архитектору А. И. Иванову, адресуясь к последнему: «Политическая статья твоя весьма хорошо написана, и я тебя за нее весьма благодарю, а особливо за книжку — выписку об экспедиции и характера генерала Буонапарте. Я никак не могу всему верить, что о нем пишут в лондонских известиях, и для многих причин. Мне нет времени представить тебе их по порядку, а скажу только то, что если бы Буонапарте не имел тех талантов, чрез которые он сделался столь известен, то я уверен, что Директория французская не поручила бы ему главного начальства над такою армиею, какова Итальянская, на которую Директория положилась в произведении главнейших своих планов против Римского императора; притом Буонапарте должен был во всем следовать советам Бертье; но мы напротив того знаем, что во время баталии при Лоди Буонапарте не послушался и — одержал победу. Стало быть Буонапарте имеет таланты, которые доставляют ему верх над неприятелем, в то время когда Бертье не находит в себе и столько искусства, чтоб хоть не проиграть батальи».

Петербург. Зимний дворец. Кабинет императора Павла I. Павел, дежурный секретарь, А. А. Безбородко.

— Ваше императорское величество, граф Безбородко просит аудиенции.

— Некогда. Придет в другой раз.

— Но граф настаивает, ваше императорское величество.

— Что значит — настаивает?! Что он о себе думает?

— Ваше императорское величество, я всего лишь передаю слова графа. Он говорит, что новость его должна безотлагательно стать вам известной. И еще он упомянул завещание.

— Завещание? И у вас не хватило ума сразу же доложить об этом? Зовите же его, немедленно зовите. Рад вас видеть, Александр Андреевич, и отложите все церемонии на более удобный случай — сейчас мне не до них. Вы хотели мне что-то сказать?

— Ваше императорское величество, вы знаете, сколько всегда был я вашему величеству предан и сколь…

— Граф! Вы хотите вывести меня из терпения!

— Ваше императорское величество, если бы я мог предположить, что послужу причиной вашего гнева…

— Все понятно: вы не знаете, как приступиться к делу. Я сделаю это за вас. Мне известны разговоры о завещании моей матери не в мою пользу, как бы абсурдна ни была такая воля. Весь вопрос в том, соответствуют ли они действительности?

— Как нельзя более, ваше императорское величество.

— Вы видели своими глазами ту бумагу? Или все это еще только область дворцовых сплетен?

— Я присутствовал при ее подписании, ваше императорское величество. Императрица вызвала меня для этого.

— Ах, отсюда и слухи!

— Я был нем, как могила, ваше величество, но я был не один в кабинете императрицы.

— Вы хотите сказать — убийцы моего отца. Какую же участь, расправившись с отцом, она придумала для единственного законного его сына?

— Мне тяжело об этом говорить…

— Я должен знать правду, Безбородко! Должен!

— Императрица передавала скипетр своему старшему внуку.

— Александру? Я так и знал. Она всегда старалась отделить его от родителей и настраивать против меня. Александр — отрезанный ломоть. Подождите, граф, но он же слишком молод?

— Да, покойная императрица предусмотрела опекунство до его совершеннолетия.

— Чье? Да не тяните, Безбородко, не тяните! Я только теряю с вами драгоценное время, тогда как мне следует действовать.

— Нескольких человек, и в том числе — мое.

— Ваше?! Это значит, моя мать настолько была уверенна в вашей преданности.

— Даже монархам свойственно ошибаться, государь.

— В чем же ее ошибка?

— Она гораздо более глубока, чем даже вы, ваше императорское величество, с вашей удивительной проницательностью могли бы предположить.

— Когда я наконец вступил на престол, естественно, что все придворные станут мне клясться в верности.

— Ваше императорское величество, императрица передала это завещание на хранение мне.

— Где оно?

— Со мной, мой государь. Вот оно.

— Дайте его мне.

— Ваше императорское величество, простите мне мою безумную смелость, но я умоляю выслушать меня прежде, чем в ваших руках окажется эта бумага. Государь, мой государь, вам не следует ее ни брать, ни тем более читать.

— Что это за бред!

— Только на первый взгляд, государь, только на первый взгляд! Ведь это так важно, чтобы вы могли с чистой совестью всем сказать, что вы никогда не видели никакого завещания и тем более не знали его содержания. Что такое мои слова? Император может склонить к ним свой слух или нет. Государь, разрешите приказать растопить камин.

— Камин? Кажется, я начинаю догадываться. Сейчас я позвоню.

— Государь, я все сделаю сам. Липшие глаза и уши здесь ни к чему. Вот видите, как просто — огонь уже пошел. Он будто ждал вашего приказа. А теперь — я просто разрываю эту недостойную бумагу и…

— Вы бросили ее в огонь?!

— Вот именно, ваше императорское величество, и никто на свете не сумеет доказать, что она вообще существовала.

— Безбородко! Я не благодарю вас — я поздравляю вас канцлером Российской империи. Моей империи, граф. И за работу. Немедленно! Тотчас же! Всех невских вод не хватит, чтобы очистить Авгиевы конюшни моей предшественницы. Вы справитесь с этим, Александр Андреевич, я уверен. А кстати, я до сих пор не имел возможности по-царски отблагодарить вас за ту любезность, которую вы мне в свое время оказали в Москве.

— О чем вы говорите, ваше императорское величество?

— О доме вашего предшественника в должности канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Моя мать выкупила его у наследников канцлера и подарила вам. Это был…

— 1785-й год.

— Неужели так давно? Вы еще его превосходно переделали и обставили, но когда мне захотелось его иметь, вы сами предложили этот дворец мне уступить. Полагаю, вам нелегко было с ним расставаться, особенно при такой превосходной картинной галерее, которую вы пожелали мне оставить.

— Государь, я с ваших малых лет всегда видел в вас единственного законного монарха. Все остальное представлялось мне временным, преходящим. И я был просто счастлив хоть чем-то услужить моему повелителю.

— Пожалуй, я верю вам, Безбородко. Пожалуй, верю. Так вот запишите сразу первые мои распоряжения. Все политические узники моей матери должны быть немедленно выпущены на свободу. Мать была одинаково жестока и несправедлива. Я не собираюсь ни для кого делать исключений. Хотя — постараюсь соблюдать осторожность с мартинистами. Их бесконечная благотворительность подкупает людей, а завиральные идеи о всеобщем братстве отвращают от верного служения престолу. Я не могу оставлять их в тюрьме, но — соблюдайте осторожность.