Антанас Венуолис - Перепутья

— Около двухсот?

— Больше.

— Ну, сколько же: триста, четыреста?

— О, около четырехсот было.

— И все нападали?

— Нет, не все.

— Ну, а на тебя сколько набросилось?

— Наверно, сотня.

— Каким оружием они на тебя напали?.. мечами?

— Нет, когтями, зубами, клыками…

— А как же ты один от всех защитился?

— Я всех перекрестил, а последнего мечом перерубил пополам.

— Ну и что, он сразу же сдох?

— Нет, из каждой половинки сделался новый дух… и все сбежали.

— Ну, а какой дух пронзил копьем брата Рудольфа?

— О, это был очень страшный дух.

— А почему ты не разрубил его мечом?

— Он не на меня набросился.

— О, Donner Wetter! — выругался комтур Герман и принялся расспрашивать другого участника похода, брата Хенке.

Показания брата Хенке и Ганса Звибака разительно отличались. Так и не удалось выяснить, кем и при каких обстоятельствах был убит брат Рудольф. Все крестоносцы говорили о лесных духах, но о том, сколько их было, как они выглядели — каждый рассказывал иначе.

Показания Кулгайлиса подтвердили и другие члены отряда, только Ганс Звибак старался свалить всю беду на рыцаря Дранка, а рыцарь Дранк во всем обвинял своего бывшего помощника. Также не удалось выяснить, при каких обстоятельствах были ободраны лица нескольких крестоносцев, а на подбородке одного из них до сих пор сохранился след зубов. Сам он говорил, что на болоте поцарапался; подобным образом объясняли это и другие потерпевшие. То, что селяне сжигали распятия, подтвердил даже сам Кулгайлис; такое святотатство и предрешило исход дела.

Даже комтур Герман возмутился этим деянием и, подняв глаза к небесам, сказал:

— Прости им, господи, они не ведали что творят! — этими словами он закончил расследование убийств в деревне Парайсчяй.

Кару виновным, сказал он, определит сам маршалок ордена.

Совсем не так легко было комтуру Герману разобраться в жалобе рыцаря Дранка на своего бывшего помощника рыцаря Ганса Звибака. Если помощник был виноват в искаженном переводе с литовского и немецкого языков, если он неверно информировал рыцаря Дранка, то все-таки неправ был и сам рыцарь Дранк, ибо, будучи командиром, он мог не подчиниться воину своей хоругви и пресечь недостойные поступки, позорящие звание рыцаря. Поэтому комтур Герман, посоветовавшись с рыцарем Греже, поручил им самим решить спор при помощи оружия, чтобы справедливый суд господен покарал грешника мечом праведника.

На следующий день в поле за стенами замка оба рыцаря выбрали место для своего поединка. Они договорились биться на мечах верхом. Посмотреть на поединок вышли на стены замка весь гарнизон, все крестоносцы и освобожденные слуги Книстаутаса. Комтур Герман пригласил и боярыню с дочерью, чтобы они убедились и увидели, как десница самого господа бога покарает грешника мечом праведника. Комтур попросил их также быть свидетельницами того, что поединок состоится согласно обычаям и законам ордена.

Боярыня с дочерью все еще переживали боль утраты, но отказаться не могли. Притом Шарка и Кулгайлис сказали им, что чужеземный рыцарь, англичанин Дранк, не знающий ни немецкого, ни литовского языка, был обманут своим помощником Гансом Звибаком и вовлечен в позорное дело. Поэтому теперь они и слуги желали удачи английскому рыцарю и ненавидели крестоносца.

Долго ждать не пришлось. Как только поднялись на стены комтур Герман с рыцарем Греже и заняли свои места боярыня с дочерью и служанками, из замка через ворота выехали на резвых конях оба рыцаря. Ехали они рядом, придерживая горячих коней, не глядя друг на друга и будто совсем не замечая, сколько народа, наблюдает за каждым их движением со стен замка. Нетрудно было различить, кто из них англичанин и кто крестоносец. Англичанин весь был словно закован в железо, в сверкающих доспехах; его щит, украшенный родовым гербом с изображением льва и корабля, рассекающего пенистые волны, переливался голубизной, и лучи солнца, отражаясь от него, словно от воды, били зрителям в глаза; гребень шлема заканчивался гибким пучком перьев невиданных заморских птиц; длинный широкий меч висел сбоку и с каждым резким движением рыцаря позванивал, задевая за доспехи и стремена; грудь коня тоже была защищена латами, а голова — металлическим надлобником.

Рыцарь крестоносцев Ганс Звибак выглядел куда скромнее; поверх панциря он накинул на себя белый плащ с двумя черными крестами; его ноги были защищены кольчугой; шлем украшен пучком павлиньих перьев. Крестоносец так завернулся в плащ, что тот весь собрался у него на левом боку, и складки скрывали от зрителей меч. Меч был в простых ножнах, а щит — помечен только большим черным крестом.

— Мы, скромные братья ордена девы Марии, и живем, и перед судом господа предстаем, как подобает воинам-монахам, без всяких украшений и побрякушек, — повернувшись к боярыне и ее дочери, сказал комтур Герман и притворно вздохнул.

— Добрый комтур Герман и ты, рыцарь! Несправедливым окажется ваш бог, если от руки изворотливого убийцы и грабителя падет невинная жертва обмана. Наши боги таких сами наказывают! — ответила боярыня и снова стала смотреть на обоих рыцарей, выехавших из ворот замка.

— Боярыня, правда только одна, и нам, грешным людям, ее не понять; иногда тот, кто прав в глазах людских, бывает уже обречен господом богом. Надо только в него одного верить и на него одного уповать, — ответил комтур, не поворачивая головы к боярыне.

Боярыня не поняла его замысловатой речи и снова обратилась к рыцарю как к переводчику:

— Спросите благородного комтура, нельзя ли нам, как нехристианкам, удалиться отсюда? Мы не понимаем правду вашего бога, да и христианских обычаев не ведаем.

Рыцарь Греже пересказал ее слова комтуру и тут же ответил боярыне:

— О нет, наш уважаемый комтур очень просит вас оставаться до конца, чтобы потом вы могли быть нашими свидетельницами.

Рыцарь Греже еще не сказал Лайме ни единого слова, но их взгляды изредка встречались и говорили друг другу о многом. Рядом с ней рыцарь чувствовал себя счастливым, сильным и справедливым. Его состояние передалось обеим благородным женщинам, и, казалось, в их взглядах было что-то общее и близкое.

Рыцари подъехали к помеченной ветками деревьев первой черте, у которой их ждали два конных крестоносца, и остановились.

Со стен замка донесся звук труб. Тогда рыцарь Дранк, как бросивший вызов, взмахом руки предложил своему противнику выбрать место. Ганс Звибак пришпорил своего коня и галопом поскакал к другой черте, которая тоже была отмечена ветками деревьев и где его ждали два других конных крестоносца.

Трубы на стене замка заговорили во второй раз.

Оба рыцаря быстро, словно увидев рядом с собой опасность, обнажили мечи и замерли на месте. Со стен замка они и их спутники-свидетели казались игрушечными.