Елена Холмогорова - Вице-император (Лорис-Меликов)

– Мико, ты опять прокашлял полночи. Надо что-то делать. Я не понимаю, что ты медлишь? Давно пора переезжать, а ты до сих пор не дал телеграмму мадам Шевалье.

– Да уж больно дорого дерет. А Тариел пишет, опять издержался. Беда с этими будущими гвардейцами. И зачем мы отдали их в эту конюшню? Кончили бы гимназии в Тифлисе, пошли в университет. Толковые, способные ребята – чему они научатся в корпусе?

– Джаник мой, Бог с ней, что дерет. Здоровье дороже. Отправь сегодня же телеграмму.

– Хорошо-хорошо, отправлю. – В согласии было больше досады и желания поскорее отвязаться. К болезням своим генерал относился трепетно, прислушивался к каждому хрипу в груди, отсчитывая неумолимое время до могилы, но всякая мысль о докторах, о лекарствах и способах их почасового приема, о переезде в теплые края с неизбежными дорожными хлопотами приводила его в состояние паническое. Кончится все, как всегда, тем, что Нина Ивановна потеряет терпение и сама даст телеграмму в Ниццу.

Михаил Тариелович взял свежий номер «Отечественных записок», стал аккуратно перламутровым ножичком разрезать страницы, и тут явился посыльный с телеграммой.

Телеграмма была из Тифлиса. Его высочество Кавказский наместник сообщал генерал-адъютанту Лорис-Меликову, что высочайшим приказом он назначен командующим действующим корпусом на кавказско-турецой границе и обязан немедленно прибыть в Тифлис.

– Вот тебе, матушка, и Ницца! – заключил генерал, вслух прочитав телеграмму. – Собирайся домой. Сегодня же вечером надобно выехать. Кажется, доигрались, как бы война не началась.

– Не дай Боже!

– Но как это тебе понравится? Извольте корпусом командовать! А я и батальоном строевым никогда не управлял. А тут – корпус. Что они там, в Тифлисе, с ума посходили?

Впрочем, назначение на корпус генералу льстило.

О ночных кашлях и бессонницах тотчас было забыто. Вмиг явилась бодрость и ясность в мыслях. Вся дорога от Висбадена до Тифлиса прошла в составлении оперативных планов на случай перехода границы, движения к Карсу и блокированию его по примеру прошлой, Крымской войны. Конечно, всем этим планам, набросанным в тряском вагонном купе, грош цена, на месте окажется все не то и не так, но плох генерал, который не планирует заранее грядущей войны.

Русской армии в Турецкую войну 1877 – 1878 годов на редкость не повезло с главнокомандующими. Беда абсолютной монархии в том, что правило «в семье не без урода» в полной мере распространяется и на семью императорскую, и нет решительно никаких гарантий от того, что судьба не выкинет фортелей в царской фамилии. Она и выкинула. Главнокомандующим на Балканском театре военных действий по праву рождения своего стал великий князь Николай Николаевич – старший брат императора – человек легендарно глупый и пустой, такому и взвода нельзя доверить. Но с рожденных властвовать талантов не спрашивают.

Главнокомандующим же Кавказским театром, опять-таки по праву не общечеловеческому, а Божественному, как позже выразится о том Лорис-Меликов, назначен был младший из братьев императора – великий князь Михаил Николаевич. Это был хороший, приветливый на первый взгляд человек, правда, недалекий, малообразованный, но отменно воспитанный и весьма любезный со всеми, с кем приходилось общаться, и пятнадцатилетнее наместничество его на Кавказе доставило бы ему репутацию не очень толкового, конечно, но доброго управляющего, если б не корыстолюбие супруги его принцессы Баденской Ольги Федоровны – женщины неглупой, но властной, злой и чудовищно жадной. Ей очень уж понравилось имение грузинских царей Боржоми – что ж, оно ей и досталось, к великой досаде грузинского общества.

Михаил Николаевич, даже понимая неправоту супруги своей, ничего поделать не мог – хоть и великий князь и генерал-фельдцейхмейстер, он был, что называется, совершенный подкаблучник.

Войсками, вверенными мужу, Главнокомандующему Кавказским военным округом, Ольга Федоровна тоже норовила управлять сама. Чем с немалою ловкостию пользовались помощник наместника генерал князь Дмитрий Иванович Святополк-Мирский, начальник штаба Платон Петрович Павлов и какие-то иностранные проходимцы – французский военный атташе граф де Курси, австрийский генерал Фердинанд Витгенштейн, ну и, конечно, свора адъютантов, из которых особой ловкостью в интригах отличался полковник Винспир, итальянец, так и не удосужившийся за годы службы в русской армии выучить хоть самые необходимые фразы по-русски.

В отличие от своих предшественников – Воронцова, Муравьева и даже князя Барятинского, Михаил Николаевич очень тяготился своими гражданскими и военными обязанностями и во всем полагался на своих советчиков. А поскольку люди вокруг него были разные по своим убеждениям и преследовали разные, порой самые противоречивые интересы и каждое указание наместника диктовалось последним, кому удостоилось уговорить августейшего князя, сумбур и непоследовательность в делах края были несусветные. Военно-Грузинская дорога в бытность начальствования Терской областью была накатана Лорис-Меликовым, как центральная улица Владикавказа. Десятки раз, получив циркуляр из Тифлиса, Лорис мчался к наместнику уговаривать его отменить приказ, убеждать, доказывать. Возвращался домой – и тут же получал новую бумагу, все начисто переиначивавшую. Это значит, кто-то из доброжелателей пробился к великому князю… И так без конца. Маленький двор тоже двор, и интриги при нем кипят не в меньшей температуре, чем при дворе императорском.

Никаких иллюзий по поводу публики, вьющейся вокруг главнокомандующего и его супруги, Лорис-Меликов не питал, но он и представить себе не мог, какую силу собрала против него придворная тифлисская камарилья.

Война представлялась в Тифлисе легкой прогулкой за наградами и новыми чинами. Во дворце наместника и штабе округа были убеждены в скором и успешном окончании неначатой кампании и уже распределили победоносные должности по Кавказской армии. Но Александр II, которому не было никакого дела до тифлисских дележей, спутал все карты, когда по его императорскому выбору командующим корпусом, действующим в Азиатской Турции, пришлось назначить не князя Святополк-Мирского, а генерал-адъютанта Лорис-Меликова.

За царской волею стоял военный министр Милютин. Дмитрий Алексеевич знал князю истинную цену с давних времен, когда сам воевал на Кавказе. Князь Мирский был когда-то воином весьма храбрым, грудь его хранила две невынутые пули, и если дать ему под начало пару батальонов и даже полк, он бы, несомненно, отличился. Однако ж за долгие мирные годы князь показал, что гораздо более, чем в сражениях, он опытен и изобретателен в тончайших сплетениях закулисной игры. Но в вопросах военной стратегии, где одной храбростью не возьмешь, он был, мягко говоря, не уверен. И не то чтобы он был трус – пули в грудь он заработал в стычках с горцами и в Крымскую войну; в бою князь Мирский был ретивым исполнителем чужой воли, но сам командовать не стремился и вообще в любом трудном деле умудрялся изящно уклоняться от ответственности. Зато был изощрен в искусстве угадывать чужие желания и исполнять их к своей выгоде. Он, будучи предшественником Лорис-Меликова в управлении Терской областью, в делах, если они не приносили ему самому и ближайшему его окружению больших выгод, оказался крайне нерасторопен и скоро запросился в Тифлис, оставив после себя редкостный беспорядок. Зато успехи Лорис-Меликова на этом поприще воспринимал как кровную обиду и всегда находил случай не то чтобы отомстить, но стушевать успех в глазах августейшего начальства.