Елена Холмогорова - Вице-император (Лорис-Меликов)

Император Александр II снял с себя крест Георгиевского ордена и сам укрепил его на мундире Витте:

– Ты давно заслужил этот орден, и мне жаль, что я только сейчас узнал об этом.

А на обеде в честь георгиевских кавалеров император провозгласил тост за Александра Юльевича.

Лорис-Меликов был единственный на том празднике георгиевских кавалеров, кто знал историю ордена, украсившего героя.

Дело было в конце октября 1850 года. Александр Николаевич, тогда наследник цесаревич, знакомился с Кавказским краем. Громадная свита во главе с самим наместником Кавказским светлейшим князем Михаилом Семеновичем Воронцовым сопровождала его императорское высочество. Разумеется, и штаб-ротмистр Лорис-Меликов как офицер для особых поручений при Главнокомандующем Кавказским корпусом был здесь же. Светлейший князь по причине преклонных лет и старческих болезней ехал в экипаже. Цесаревич обозревал Чечню. Еще не доезжая укрепления Урус-Мартан, конвой великого князя то и дело замечал то там, то здесь на опушке леса одиночных всадников. Но когда миновали крепость, чеченцы стали показываться группами. Джигитуя и гикая, они затевали перестрелку с казаками, находящимися в цепи вдоль дороги, и как бы дразнили русский отряд со столь важными персонами. Подъехали к небольшой горной речке Рошне, и на краю леса в полутора верстах от дороги обнаружилась уже целая толпа неприятеля.

– Чеченцы! – раздался крик.

Никто и глазом моргнуть не успел, как молодой великий князь, наследник престола Российской империи, помчался с саблей наголо к лесу. Вся свита бросилась за цесаревичем. Старый князь Воронцов, до того мирно дремавший в мягких подушках своей кареты, встрепенулся, ахнув, потребовал коня, как юный гвардейский корнет, вскочил на него и пустился вдогонку – лихо и отважно, будто не было на его плечах груза прожитых лет и болезней, будто впереди перед ним не глухие дебри чеченского леса, а славное Тарутино или то же Бородино.

Обошлось!

Наследник торжествовал победу. Неприятель бежал, лишь тело чеченца, убитого в схватке, лежало на траве да несколько лошадей, потерявших седоков своих, резвились на опушке леса, радуясь внезапной свободе. С нашей стороны ранены были, и то легко, один казак и мирный чеченец.

Тут же была по достоинству оценена отвага, с которой его императорское высочество, не считаясь со своим званием, бросился на врага. Главнокомандующий Кавказским корпусом, по предоставленному ему праву, с легким сердцем – еще бы! – поздравил цесаревича георгиевским кавалером, о чем по прибытии в станицу Сунженскую вошел с представлением к государю императору, отправленным в Петербург срочною депешею.

После славного поиска майора Витте и донесений лазутчиков в корпусной квартире решено было ликвидировать отряд Мусы Кундухова. Иначе его кавалерия будет непрестанно тревожить наши отряды и держать под угрозой пресечения пути сообщения русской армии.

Муса-паша, как донесли верные люди, в тот день, когда его отряд обнаружил Витте, встречался с комендантом Карса Гусейном-пашой и прельщал его своими масштабными планами. Муса рассчитывал не только беспокоить набегами наши отряды и держать под контролем основные дороги, но и довести партизанскую войну аж до Тифлиса, где к нему, как он заверял турецкое командование, присоединятся местные мусульмане, подготовленные к восстанию турецкими эмиссарами. Гусейн-паша, уже теснимый стягивающимся вокруг Карса кольцом осады, все же решился усилить летучий отряд Кундухова тремя сотнями осетинской конницы, набранной в ближайших аулах, и вдобавок снабдил его двумя горными орудиями.

В Ардосте, ближайшем к Бегли-Ахмету селе, занятом войсками Действующего корпуса, стояла конница генерал-майора князя Чавчавадзе. Ему и поручил командующий корпусом наблюдать за отрядом Кундухова и, по возможности, атаковать его. Иван Захарович – старый кавказский вояка, многое на своем веку повидавший, – прекрасно знал Мусу-пашу и в общем-то верно предполагал его будущие действия. Поскольку отряд горцев находился, по последним сведениям, верстах в шести от села у Эрзерумской дороги, планы противника обрисовывались с достаточной определенностью.

– Скорее всего, – князь маленькой своей аристократической рукою показал на карту, – он дожидается транспорта из Эрзерума в Каре, чтобы прикрыть его от наших налетов. Исходя из этого, и будем планировать операцию.

Дальше князь дал выговориться начальникам отрядов и штабным офицерам, а сам молча сидел в сторонке и попыхивал трубочкой. Последнее слово будет за ним. Оно уже созрело в его голове, готовое завершить болтай-болтай, как называл эти совещания сам князь, но едва генерал остановил жестом дискуссию, дежурный офицер ввел армянского священника.

– Ваше превосходительство, я пришел из Бегли-Ахмета. Очень важное дело скажу. – Он перешел на шепот и заозирался вокруг себя, боясь, как бы офицеры, стоящие над столом с расстеленной картой, не услышали его «очень важного дела».

– Говори громко, дорогой, не стесняйся. Здесь такие люди сидят – за голову каждого турки большие деньги дадут.

– В Бегли-Ахмет пришел большой отряд. Там две пушки у них, я сам видел. А конных три тысячи. Они ночевать будут. Лагерь у села разбили.

Глаза старого вояки заблистали азартным огнем. Он никогда не держался за составленные планы и даже любил их менять по ходу дела в соответствии с обстановкой. Команды отдавал тут же, в присутствии армянина-священника.

– Иван, – обратился князь к молодому генералу Ивану Лорис-Меликову, племяннику командира корпуса, которого все здесь звали Маленький Лорис. – Ты с правой колонной пойдешь из Большой Тикмы на Сусус, за Сусусом свернешь налево и атакуешь Бегли-Ахмет с севера. А подполковник Эристов возьмет свой Дагестанский полк и пойдет левой колонной по левому берегу Каре-чая и выйдет на пути, ведущие к Бегли-Ахмету с юга.

Сам же князь Чавчавадзе намеревался идти со средней колонной во главе прямо на Бегли-Ахмет.

Выступать назначено было ночью. В кромешной тьме колонна Эристова сбилась с пути, конники поднялись на гору, возвышавшуюся перед ними, и оказались прямо над биваком противника.

Луна освободилась из плена туч и засияла над рекой, горами, селами вдали. В бледном свете ее горцы увидели казаков. В ужасе бросились назад, но тут Эристов скомандовал: «К атаке!», охватив кундуховский отряд с правого фланга. Горцы отчаянно защищались, заняв, отступая, небольшой бугор, но, теснимые Эристовым с одной стороны и посланными ему на подмогу драгунами-нижегородцами с другой, бросили и эту позицию, ища спасения в Бегли-Ахмете.