Аркадий Савеличев - А. Разумовский: Ночной император

Не без самодовольства и о себе подумал: у Елизаветушки тоже было не меньше поклонников, и весьма знатных, а глаз свой завороженный на ком остановила?.. Вот то-то и оно. Женская душа отнюдь не в голове таится, даже не в груди, — ниже, гораздо ниже… «Ниже? уж некуда!» — вздохнул победитель всех увлечений Елизаветушки, потому что все это осталось в прошлом… невозвратно прошедшем…

— Мы пьем который уж кубок за твою победу… за твою! — напористо подчеркнул Алексей. — Но кровь?.. Неужели нельзя было без нее?

Кирилл долго молчал. И сказал односложно:

— Нельзя.

Он считал себя слишком умным, младшенький-то. А стоило бы поразмыслить: пятое царствие на счету у старшего. Крутость-то — всегда ли добром оборачивается? Вот он, Алексей Разумовский, держал когда-то на руках, можно сказать, был некоторое время за няньку у крохотного Иоанна Антоновича, — решился бы удавить? Дважды вместе с Елизаветушкой посещал его — присоветовал ли уморить как-нибудь? Даже Петр Федорович, взойдя на престол, не удержался и съездил в Шлиссельбург — и что же, отдал на растерзание своим голштинцам? Он, уже вытянувшийся хилый росток, головой своей разнесчастной сквозь все казематы пробился в четвертое уже царствие. Кто решится вырвать с корнем этот, все мешающий, злополучный росток?

Алексей примирительно, чтобы не поднимать спора, возразил:

— Можно было. В полной возможности.

— Да как? Как?..

— Просто не отдавать уже поверженного мужа в руки своего любовника.

— Брат! Мне страшно слушать тебя! Такое сомнение и в моей душе закрадывалось… но говорить об этом?..

— Душить в какой-то Ропше? Руками Гришки Орлова! С благословенья… да, с молчаливого благословения самой Екатерины! Молчи! — даже прикрикнул. — Он же просто убогонький, этот «чертушко» Петр Федорович! Как мне теперь относиться к Екатерине?!

Кирилл боролся с каким-то своим злым чувством. Но побороть, видимо, не мог, потому что некстати выкрикнул:

— Ты ей сам это скажи!

— И… скажу!

Накликал! Камер-лакей доложил:

— Курьер ее императорского величества!

Курьер-полковник, видимо, и сам еще не знал своей должности при новом дворе — зато хорошо знал обоих братьев. Он по-свойски кивнул старшему:

— Граф Алексей Григорьевич, государыня срочно требует вас. Не найдя у Аничкова моста — сюда прискакал. Что доложить?

— Доложите государыне, что я еду следом. Только приведу себя маленько в порядок.

Курьер столь же приятельски и вышел. Поспешил и Алексей, бросив на ходу брату:

— Жаль, не дали нам доругаться!

— В другой раз, — не остался в долгу Кирилл.

Алексею еще надо было заскочить домой, чтобы привести себя в приличествующий вид.

Карета его понеслась, когда верховой курьер даже не скрылся из виду. Им было по пути.

Государыня Екатерина встретила его ласково, по-домашнему:

— Что это вы, Алексей Григорьевич, ко мне не показываетесь? Уж не обиделись ли?

Она была все та же, невысокая, изящная Екатерина, но появилось в ее облике — не в одеянии, нет, — явилась без всякой маски скрываемая доселе уверенность. И Алексей почувствовал себя тоже легко и уверенно.

— Что вы, ваше императорское величество! Какая может быть обида у старого привратника трона? Только та, что слишком малую помощь вам оказал.

Право, жесты у всех женщин очень схожи. Особенно если женщина в хорошем настроении. Екатерина игриво погрозила пальчиков:

— Ах, Алексей Григорьевич, мой добрый… мой еще нестарый шалунишка! Так ли уж мало? Напрашиваетесь на похвалу?

Она истинно по-женски тронула его дрогнувший локоть.

— Но что с вами?

А что с ним? Не было сходства в облике Екатерины и Елизаветы, но рука-то вот дрогнула от незажившего воспоминания…

— Одиночество, моя государыня… Одиночество!

Она милостиво восприняла этот неофициальный титул. В конце концов, принимала его в домашнем кабинете, а не в громоздком нагромождении казенной мебели, где суетились секретари и разные посыльные.

— Я слишком хорошо понимаю одиночество, Алексей Григорьевич. Но что же нам делать? — Этим сближением себя и сидящего перед ней немолодого царедворца едино уравнивала… — Жить надо и…

— …царствовать, государыня, — по-свойски перебил ее Алексей.

Если бы она желала предстать перед ним императрицей, только императрицей, не потерпела бы вмешательства в свою размеренную, тонкую речь. Но ведь хотелось быть просто собеседницей, даже наперсницей этого уже пожившего, давно знакомого царедворца. Она дала тайный знак какому-то невидимому прислужнику — и тотчас же явился завитой и напудренный то ли камер-паж, то ли камер-лакей. С небольшим подносиком в руках, на котором стояли две фарфоровые чашечки с новомодным дымящимся напитком — и больше ничего. Алексей невольно улыбнулся. Екатерина поняла его:

— Мой предшественник не так встречал гостя?

— Не так, государыня. Не стану скрывать…

— Дай незачем скрывать, Алексей Григорьевич. Мы насмотрелись за свою жизнь…

Нет, женский вздох украшает даже императрицу. Алексей лишь склонил голову, но промолчал. Как ни странно, он начал догадываться о цели своего неурочного приглашения. И поздненько, и отошло время для бесед со своим подданным. Кто же он в таком случае?

Раздумье прервал по-свойски вошедший, что-то дожевывая на ходу, Григорий Орлов. Он тем же свойским манером кивнул Алексею и сказал, опуская всякие титулы:

— Так я велю заложить ваших любимых, соловых?

Она тем же простым кивком отпустила его и рассмеялась:

— Вот и у меня уже соловые появились! Покойная Елизавета Петровна ведь тоже любила соловых?

Алексей все больше убеждался в своей догадке и потому совершенно перестал опасаться.

— Она тоже была женщина, государыня.

Екатерина внимательно, очень внимательно, посмотрела на него:

— Женщина на троне… Ведь это тягостно и противно природе женской. Не так ли, Алексей Григорьевич?

— Истинно так, государыня… Екатерина Алексеевна, — добавил он, явно переходя границы дозволенного: кто же по имени называет государей?

Она странным образом все ему прощала.

— Да, Елизавета Петровна была истинная женщина. А всякой женщине хочется быть матерью. У всякой матери могут… да что там — должны, — напористо поправилась она, — должны быть дети! Как вы думаете, могла ли Елизавета прожить свою жизнь бездетно?

Теперь-то уж Алексей точно знал, чего добивается от него эта красивая, уверенная в себе женщина, которая волею судеб стала самодержицей российской и у которой именно поэтому появятся наследники, и даже еще раньше соперники, Павел Петрович, Пуничка крикливый, воспитанник хитродворца Панина… Но только ли один Павел Петрович?!

Вот ведь какой неразрешимый вопрос гнетет Екатерину, по рождению все-таки немку, без всяких российских корней.