Аркадий Савеличев - А. Разумовский: Ночной император

— Прекрасно, прекрасно, ваше высочество. Но не торопите охоту. Она своим чередом подойдет к вам. Ваши сопроводители не затерялись ли?

— Я приказал им спешиться и поджидать меня там, — махнул рукой вперед. — Мне захотелось проехаться одному, и знаете, что я узнал, граф?..

— Откуда ж мне знать? Извольте сказать, ваше высочество.

— Скажу, граф, — понизил голос великий князь. — Дело идет о вашей жизни и смерти.

— О! — рассмеялся Алексей Разумовский. — Жизнь прекрасна, а смерть подождет. Я еще не нажился.

Он заразительно смеялся, но знал, что скажет сейчас великий князь. До него уже доходили эти слухи. Очередное «лопухинское дело», с той лишь разницей, что в него замешан и граф Разумовский…

Но то, что поведал великий князь, было гораздо серьезнее.

— Егеря ваши, обер-егермейстер, болтливы и слишком любопытны. К ним подвизаются всякие разные людишки. Не скрою, что они и раньше вели со мной разговор о подпоручике Бутырского полка Иоасафе Батурине. Он, мол, чрезвычайно предан его императорскому высочеству. Ну, предан так предан, я рад этому. Но дальше, граф! Я навел кое-какие справки о Бутырском полку. Обычный полк, каких много. И что же? На очередной охоте, дней пять назад, егеря говорят, что Батурин просит позволения мне представиться. Жаль, я не посоветовался с вами, граф, и позволение такое дал. А вы знаете, что я иногда люблю отстать от основной охоты и ехать позади шажком. К чему скакать, как наша государыня? И вот когда я ехал один, из кустов выбежал этот подпоручик — и бух перед лошадью на колени, так что она от внезапности на дыбки взвилась. «Прочь с дороги!» — закричал я. Он встал и весьма словоохотливо и открыто объявил, что под его началом составлен заговор с целью… извините, граф… убить вас, убить государыню и возвести меня на престол! Каково? Положим, тетушка меня не жалует… но так вот предлагать мне? Граф, я не произвожу впечатления сумасшедшего?..

Алексей Разумовский был сбит с толку не только появлением некоего поручика Батурина, но и такой вот доверчивой болтовней великого князя. Слухи о новом заговоре давно бродили, однако ж — слухи. Он делал все, чтоб они не достигли ушей государыни. Но с открытым вмешательством великого князя их уже нельзя было удержать под спудом. Петр Федорович все равно проболтается. Хуже того, в пьяненьком виде, в присутствии совершенно случайных людей. Что делать?!

Подумав, Разумовский нашел выход:

— Если он сделал вам такое предложение, он должен был испросить у вас и новой встречи, так?

— Так. Он испросил.

— Когда же? Где же?

— При следующем выезде на охоту. Это послезавтра, да?

— Да, ваше высочество.

— Он предупредил, что будет не один. Для моей уверенности в серьезности сделанного предложения приведет с собой прапорщика Ржевского, вахмистра Урнежевского, подпоручика Тыртова, гренадеров Худышкина и Кетова, двух пикеров нашей дворцовой охоты и некоего суконщика Кенжина, который даст денег для раздачи солдатам. Каково? — снова по-мальчишески запрыгал он в седле. — Я ума не приложу, что мне делать. Говорить государыне? Говорить канцлеру Бестужеву? Я решил открыться вам для начала, граф.

— Благодарю за доверие, ваше высочество. Можете не сомневаться, никому не проговорюсь. Но будьте уверены: при следующей охоте меры приму наистрожайшие. Ваша честь и ваша жизнь — вне сомнения. Что касаемо меня… позвольте мне самому защититься?

— Позволю, граф, — весьма довольный, тоном чуть ли не государевым, разрешил он.

Вечером Алексей Разумовский сказался больным и велел своему камер-лакею никого не принимать. Дело получалось нешуточное. Надо было поразмыслить.

Уже давно кто-то распускал слухи, что великий князь Петр Федорович много претерпевает от фаворита императрицы. Шесть раз на него покушались, взять хоть пожар в Головинском дворце; целью-то было — сжечь флигель, где размещался малый двор, и только Бог не допустил огня до тела бедного наследника. Да чего еще злобнее — крушение дома в Гости лицах, где опять же пребывал великий князь, и опять же Бог отвел смертную муку. А кто пристрастил великого князя к охоте, к безудержным скачкам? Он, обер-егермейстер, главный охотник империи! Или наследник напорется на какой-нибудь острый сук, или сук лесной обернется даже остро отточенной пикой. Известно, при охоте состоят два десятка пикейщиков, мол, чтоб заколоть загнанного собаками зверя, а почему не отдать на заклание и великого князя? Во-от какие страсти Господни! Все он, фаворит ослепшей от женского сластолюбия императрицы. Он ведь с ней и обходится-то чисто по-разбойничьи. Мало, всю Хохляндию в Петербург перетащил, так мать-то евонная? Прозванием Розумиха, а именуется графиней. Но знайте, люди: она ни больше ни меньше как злостная колдунья; присушила государыню к своему смазливому черкесенку. К тому же и воровка непотребная: все дворцовое золото да серебро, все старинные вещи прежних царей вывезены из дворцов государевых в ту же Хохляндию и дальше в Польшу, потому как Разумовские там загодя дворцов понастроили. Сбегут в один черный день, а что с Россией будет? Вот то-то и оно.

Много еще всякого иного ходило и в уличных слухах, и в подметных письмах. Только праздная леность Елизаветы мешала ей самолично во все это вмешаться. Да ведь рано или поздно надуют в милые ушки. Береги не береги — не обережешь от сплетен.

Размышляя обо всем этом, Алексей Разумовский не один час пребывал в полном одиночестве. Великий князь по своей детской простоте сказал то, что и в его уши давно стучалось. Приходилось вспоминать, что казаком он родился, а не тварью дрожащей.

Он засел за письма. Собственно, коротенькие записки, ибо длинно писать был не приучен.

Первая была к своему старинному другу генералу Вишневскому. Несколько приятельских, но неукоснительных слов: «Дорогой Федор Степанович, пресрочно прибудь ко мне. Если даже при смерти. Алексей ».

Вторую пришлось составлять со всем подобающим пиететом: она была к генерал-прокурору князю Трубецкому. И затейливого содержания:

«Прелюбезный Никита Юрьевич, льщу себя надеждой, что вы пребываете в добром здравии и неусыпно печетесь такоже о здравии нашей дражайшей государыни. А посему и уповаю: не удивитесь, что не далее как послезавтра я препровожу в Тайную канцелярию под крепкой охраной с десяток злостных преступников. Их следует допросить с хорошим пристрастием, ибо корни своего зла широко распустили. Не стану напоминать, что дело сие государственное и до времени огласке не подлежит, поймете это по следствию, кое учинить придется.

В дружестве и любезности к вам пребывающий Алексей Разумовский ».

Обе записки он запечатал своей графской печатью и послал с верными людьми. После известия о проверенных, казалось бы, дворцовых пикейщиков следовало остерегаться.