Олег Тихомиров - Иван — холопский воевода

Михей Долгов не знал, что сказать. Со своими мужиками они не раз поминали хозяина недобрым словом. Так то свои. А тут поди разбери, кто он, «гулящий человек». Не выдал бы.

— Чего молчишь?.. Нешто не у вас третьего дня по его приказу двоих палками забили?.. А не у вас, скажешь, народ с голоду пухнет?

— И то верно.

— А чего терпите?.. Доколь он вашу кровь сосать будет?

Михей ничего не ответил. Лишь досадливо крякнул да с силой вогнал топор в бревно.

— Во! Эдак бы по шишагинской шее, — сверкнул глазами человек. — А землю его меж мужиками поделить.

— Да за это… знаешь, что сделают?.. — прошептал, невольно оглядываясь, Михей.

— А ежели вы возьмете в руки топоры да вилы?

— Войско супротив нас вышлют.

— А вы сами в войско ступайте. К Болотникову. Слыхал про такого?.. Нет?.. Зови завтра сюда об эту пору мужиков, я вам все скажу. Приведешь?

Михей ответил не сразу. Сверкающие глаза незнакомца жгли его. «Видать, горячий человек, — думал Михей. — Не разбойник ли?.. A-а, чего там! Лучше на воле погуляю, чем погибать от господских палок или подыхать с голоду…»

— Приведу, — сказал Михей.

В то самое время, как из Путивля вслед за отрядами Истомы Пашкова ушли воины Ивана Болотникова, в жизни бывших стрельцов Фомы и Пахома случилась крутая перемена. На Волге у сторожевого поселка Царицына примкнули они к сотням Илейки, которого казаки провозгласили «царевичем Петром».

Фому и Пахома приняли охотно, но поначалу расспросили:

— Откуда родом?

— С Москвы.

Казаки оглядели поношенные красные кафтаны.

— В стрельцах, что ль, были?

— Были, — разом ответили Фома и Пахом.

— И где вас черти носили?

— Служилый что муха: где щель — там постель, где забор — там двор… — добавил Фома.

— Верно сказывают, спасся Димитрий Иоанныч, аль брехня? — поинтересовался Пахом.

— Все верно. Наш-то начальный человек царю Димитрию племянник, — ответили казаки.

— Да ну? — вырвалось у Фомы.

— Не веришь? — недобро прищурился казак со шрамом через все лицо.

— Как не верить, — поспешил исправиться Фома, — понятно дело — племянник. — И виновато улыбнулся.

— Ты не скалься, — хмуро заметил казак, — а запомни: попал ты к Петру Федорычу, сыну царя Федора Иоанныча. Забудешь, не сносить башки.

— Как же, как же… — поддакивал Фома, — запомним. — И оглядывался на Пахома, словно искал у него защиты.

— Запомним, — вступился Пахом. — Дело нехитрое.

Стрельцов накормили, показали челн, при котором надлежало им теперь быть.

Через несколько дней «царевич Петр» созвал старейшин и объявил, что намерен увести войско с Волги на Дон, а там по Донцу двинуть на Путивль.

Наутро все челны «царевича» отошли от поселка.

Прощай, Волга. Впереди — Дон.

«Царевич Петр» сидел на самом большом челне. Задумавшись, уставился на темную воду. Что ждет его в Путивле?.. Правда ли спасся царь Димитрий?.. А если и спасся, захочет ли признать в нем племянника?.. Приблизит к себе, аль замкнет в темницу, али велит рубить голову?

Незавидную жизнь прожил Илейка. Происходил он из посадских. По имени был Илья Иванович Горчаков, по прозвищу — Муромец. Отца не знал. Когда мать умерла, нанялся служить у купца, затем стал бродягой, работал на судах, прибился к казакам, в Терках попал в холопы к Григорию Елагину, снова бродяжил и опять вернулся к терским казакам.

Чего он изведал? С детства — побои, холод да голод. Подрос — познал тяжелую, не по силам работу. Богатеев — бояр и дворян — ненавидел. Когда казаки подговаривали Илейку назваться «царевичем Петром», он сперва сробел, но как согласился, будто сам поверил в это. Власть пришлась по вкусу…

Вода за бортом плескала, плескала, словно ластилась к челнам, пыталась успокоить Илейку. Не смогла.

Первая битва с воеводами Шуйского была для Болотникова неудачной. Мужики, пришедшие в отряды, растерялись в бою. Как увидели царевых ратников, пустились наутек, бросая оружие. Тут уж и казакам трудно было сдержать врага — отступили.

…Михейка Долгов бежал, не разбирая дороги. Спотыкался, падал, вскакивал и опять несся. Бежал, не оглядываясь: позади сабли, да копья, да яростные лица ратников. Одна мысль стучала в голове Михея: беги… беги… беги… Лишь когда падал он и, задыхаясь, обнимал землю, думал: «Конец. Пришла смертушка».

Лаптей на нем не было. Потерял, пока из первого оврага выбирался. А сабля — где она, когда ее кинул, куда? — не помнил. До того ли! Пеньковая тесьма, что держала порты, лопнула. Так и несся он, придерживая их одной рукой, пока не догнал его какой-то всадник.

— Стой! — раздался голос.

Михей схватился руками за голову — страх одолел. Закрыл глаза… Будь что будет.

Казачьи старейшины, собравшись у Болотникова, зло шумели.

— Чертовы лапотники, им бы тараканов на печи давить!

— Толку не жди. Одна обуза…

Болотников тоже был хмур, но молчал. Наконец не выдержал:

— Негоже нам, други, языками чесать — не бабы. Вспомните, сколько добрых казаков такими же лапотниками были. Аль вы сами в седле родились да сызмальства острой сабелькой играли? Мужику привычно косой махать, а не саблей. Вы обучите его сперва, потом ратного духа требуйте… — И распорядился, чтоб привели одного из беглецов.

Павлуша притащил за руку Михея Долгова.

— Вот, батька, глянь. Бежал — пятки сверкали. Насилу на коне догнал.

Михей исподлобья покосился на казаков. К Болотникову он шел как на казнь, ноги не слушались. «Убьет, — думал. — Черт меня дернул с деревни податься…»

— Где сабля? — спросил Болотников.

Молчал Михей. Что сказать?

— Обронил, — еле вымолвил.

— Обронил, — усмехнулся Иван Исаевич и с досадой проговорил: — Ну что с ним делать?

— Выпороть, — вяло буркнул ближний к Болотникову атаман.

— Да он уж приготовился. Порты скидывать хочет, — заметил Павлуша.

Как ни злы были казаки, но, взглянув на Михея, который дрожащей рукой держался за порты, загоготали. Засмеялся и Болотников. Потом обратился к тому, что предлагал выпороть:

— Сними-ка пояс.

Атаман с готовностью снял. Пояс был широкий, добротный, из толстой кожи.

— Бери, батька.

— Помилуй! — бухнулся в ноги Михей. — Не погуби, родимый…

Болотников подошел к нему.

— Встань. Возьми пояс да подвяжи порты.

— А я как же, батька? — спохватился атаман.

— А ты, Семен, казак смелый. Небось портов не потеряешь.

Снова грянул смех.

— Ну вот что, други, — выждав, сказал Болотников, — посмеялись, и хватит. Стало быть, дело такое — учить мужиков будем. А еще откуда нам силы добыть?

Старейшины загудели:

— Верно надумал, батька. Пущай обучаются.

— Ты, Павлуша, берешь его. — Иван Исаевич кивнул на Михея. — Покажешь, как саблей владеть да из ружья палить. И еще возьмешь десять человек. Да чтоб каждый казак… Слышите?.. Каждый, — Болотников обвел взглядом старейшин, — обучил дюжину мужиков. Пусть они руку набьют да пороха понюхают.