Вольдемар Балязин - Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли

К этому же ряду относится и такой эпизод: когда нечаянно царская карета перевернула какой-то легкий частный экипаж, то Александр сам извинился перед пострадавшим, велел записать его имя и адрес и на следующий день прислал потерпевшему перстень, карету и прекрасную лошадь.

25 марта в Фонтенбло Наполеон подписал отречение от престола и 3 мая прибыл на остров Эльба, отданный ему во владение. Союзники сочли возможным сохранить за ним титул императора.

2 апреля Барклай получил новое назначение: он стал главнокомандующим Силезской армией, сменив на этом посту заболевшего старика Блюхера. Свою должность командующего русско-прусским резервом Барклай передал цесаревичу Константину.

Власть во Франции была передана в руки короля Людовика XVIII из дома Бурбонов.

В эти же дни шведский король Карл XIII наградил Барклая орденом Меча I степени.

Став фельдмаршалом, Барклай ни в чем не переменился. Он остался таким же скромным и малопритязательным человеком, чуждым чванства и лести, каким был всю свою жизнь.

В Париже балы сменялись смотрами войск, а парады — пышными благодарственными молебнами.

И в этой мишуре и суете старался остаться незамеченным русский генерал-фельдмаршал граф Михаил Богданович Барклай-де-Толли.

А между тем не парады, балы и молебны определяли существо происходящего во Франции.

Во Францию возвращались дворяне-эмигранты, контрреволюционное духовенство, старое чиновничество — все те, кого выбросила из страны Французская революция.

18 мая 1814 года между союзниками и новым правительством Франции состоялось подписание мирного договора. Вначале договор подписали представители России, Англии, Австрии и Пруссии, затем к ним примкнули Швеция, Испания и Португалия. По Парижскому мирному договору Франция оставалась в границах, существовавших на начало 1792 года. Окончательно территориальный вопрос было решено урегулировать на международном конгрессе.

По Парижскому мирному договору восстанавливалась независимость многих государств, захваченных Наполеоном: Швейцарии, Голландии, итальянских и немецких королевств, княжеств и городов-республик. Франции возвращались многие из ее колоний, захваченные другими странами во время наполеоновских войн.

Через четыре дня после того, как договор был подписан, 22 мая, царь вместе с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III, сопровождаемые большой и пышной свитой, отправились в Лондон. Вместе с Александром в Англию выехал и Барклай.

Он занимал в окружении царя одно из самых видных мест. Впервые с декабря 1812 года рядом с Александром не было Аракчеева, не поехавшего из-за болезни.

Вместе с Барклаем Александра сопровождали герои минувшей войны — Платов, Толстой, Чернышев, Уваров, видные дипломаты и придворные — Нессельроде, Адам Чарторижский, Ожеровский и постоянный спутник царя — лейб-медик Виллие.

С прусским королем направлялись — канцлер Гарденберг, фельдмаршалы Блюхер и Иорк, выдающийся ученый и дипломат Вильгельм Гумбольдт.

26 мая высокие гости высадились в Дувре. Последующие три недели были заполнены торжественными приемами, балами и празднествами.

Барклая тяготила эта светская шумиха. Он предпочел бы всему этому экскурсии по Лондону, осмотр достопримечательностей, но положение высшего по званию военного обязывало его всюду следовать за царем.

Однако визит в Англию оказался полезен тем, что отношения между царем и Барклаем стали еще более доверительными.

А кроме того, в Лондоне Барклая ожидала приятная, неординарная и довольно неожиданная встреча частного характера.

Михаил Богданович встретился с английским полковником Робертом Барклаем, и они выяснили свое тесное фамильное родство.

Беседа с обаятельным шотландцем закончилась в чисто британском стиле: приведя неотразимые доказательства их давних генеалогических связей, сэр Роберт, подводя итог беседы, воскликнул: «Все правильно, Майкл, мы — щенки из одного выводка!»

14 июня визит в Англию закончился. В этот день царь и его свита отплыли из Дувра в Кале.

После возвращения Барклая из Англии во Францию перед ним и другими русскими военачальниками была поставлена задача подготовки армии к возвращению в Россию. Как ни парадоксально это звучит, но эта задача оказалась ничуть не легче, чем те, которые им приходилось решать во время войны.

Русские солдаты за время пребывания во Франции вдоволь набрались вольного духа, и вот это-то обстоятельство и мешало быстро и без потерь вернуть солдат на родину.

Весьма красноречивыми и характерными являются в этом смысле воспоминания артиллерийского офицера Барановича.

Он вспоминал, что когда пехотный корпус генерала Олсуфьева шел к Парижу, в авангарде корпуса двигался полк генерала Полторацкого.

В лесу, возле города Шап-о-Бер, полк был окружен французскими партизанами и сдался.

Через два часа следом прошел полк генерала Удома и тоже был принужден сложить оружие. Такая же участь постигла и артиллерийскую батарею Манасеина, шедшую вслед за полком Удома.

Только автору записок — Барановичу — удалось ускакать и предупредить шедшие за Удомом другие полки корпуса Олсуфьева.

Французы ограбили пленных, отобрав все, кроме орденов. «Эти даны им за заслуги!» — говорили грабители.

Посадив генералов, штаб- и обер-офицеров на Лошадей, французы погнали остальных в пешем строю.

По трое в ряд всех их привели в Париж и провели по городу — разутых и раздетых — до места ночлега в Версале.

«Отряд пленных, остановившись на площади до времени развода по квартирам, удивил жителей своим беспорядочным видом: у кого не было сапог, рубахи, шинели, портков, без покрова головы, а тряпками обвязаны, — и тотчас принесли чулки, башмаки, штаны, кофты, шляпы, блузы и одели наших солдат и офицеров так забавно, что нельзя было узнать, кто он — француз или русский?»

Затем всех отвели в город Пломбиер — в департаменте Вогезы, где генералу Полторацкому «велено было, как старшему, заведовать всею командою и следить за благочинием».

«В этом квартировании, — писал Баранович, — случился эпизод небывалый в войске и в летописях истории русских войск.

Полковника Засядко денщик, довольно смышленый, вздумал из-под ведомства военного освободиться и жить по-французски, пользоваться свободою, убеждая себя, что в настоящее время не находится в России, под грозою, а в свободной земле Франции; и в этом намерении совещевался с товарищами, как поступить в этом деле. И, не ожидая их ответа, сам начал действовать и, пришед к полковнику, сказал: «Отпустите меня! Я вам далее — не слуга!» — «Как? Ты — денщик: должен служить, как тебя воинский устав обязует!» — «Нет, господин полковник, теперь мы не в России, а в вольной земле Франции, следовательно, должны свободой пользоваться, а не принужденностью!»