Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский)

Хаджи Али-паша не стал искушать судьбу соперничеством с кораблями контр-адмирала Чичагова — звездной бархатной ночью отвел флот от кубанского побережья, а восемнадцатого июля внезапно появился в крымских водах на алуштинском рейде. Под прикрытием пушек линейных кораблей легкие транспортные суда подошли к каменистому берегу и стали высаживать десант.

Командир алуштинского поста капитан Николай Колычев, окинув взором многочисленное турецкое войско, понял, что отразить неприятеля он будет не в силах, и приказал отступать к деревне Янисадь. Но часть егерей капитан послал к береговым ретраншементам, чтобы задержать янычар, пока снимутся с места обоз и артиллерийская батарея.

Несколько турок, первыми выбежавшие из воды, упали на холодную гальку, сраженные меткими выстрелами егерей, остальные, осыпая солдат градом пуль, колышущейся толпой стали растекаться по пустынному берегу. Прячась за кустами и деревьями, за поросшими мхами валунами, они быстро охватывали егерей с флангов.

Увидев угрозу, егеря оставили ретраншементы и бросились догонять колонну, по которой уже палили янычары.

Несколько пуль попали в лошадей, натужно тянувших телеги по обрывистой дороге. Лошади испуганно рванулись в стороны, две или три упали, заскользили по склону, таща за собой повозки. Ездовые успели спрыгнуть наземь, отскочить, а весь небольшой обоз полетел в пропасть. Но артиллерийские упряжки, шедшие в голове колонны, ездовым удалось удержать.

Турки не стали преследовать Колычева, и он вывел отряд к деревне почти без потерь. (За это спустя несколько дней Долгоруков произвел капитана в секунд-майоры, а офицерам отряда выдал по 50 рублей.)

Пока Колычев отходил к Янисалю, пока янычары заканчивали высадку, переправляли с кораблей на берег полевую артиллерию, припасы и снаряды, на окраине Алушты разгорелся настоящий бой.

Узнав от Чичагова об исчезновении турецкого флота из кубанских вод, Долгоруков — он Держал штаб в деревне Сарабуз, в пятнадцати верстах от Акмесджита, — решил на всякий случай укрепить береговые посты в Крыму и выдвинул вперед, к деревне Шумле, батальон подполковника Рудена из Московского легиона, приказав занять удобную позицию и ждать прихода главных сил. Однако Руден, увидев, что турки заняли окрестности Алушты, решил порадовать командующего своим рвением, нарушил приказ и повел батальон в атаку, надеясь сбросить янычар в море. Турки встретили легионеров таким жестоким огнем, что батальон, потеряв за полчаса 120 человек убитыми и ранеными, бесславно отступил.

Долгоруков, выслушав доклад о потерях, пришел в ярость — кричал, ругался, грозил примерно наказать непослушного подполковника, но остыв — простил его, отметив, что Руден совершил эту безрассудную атаку не по злому умыслу, а лишь горя ненавистью к коварному неприятелю.

Закрепившись в Алуште, Али-паша вечером выслал большой отряд янычар в сторону Ялты, где на следующий день намеревался высадиться сам. Татарские проводники всю ночь вели отряд лесной горной дорогой к деревне, и перед рассветом турки неожиданно атаковали ретраншемент майора Салтанова.

Бой шел до полудня. Батальон держался стойко, отбивая раз за разом наскоки татар и янычар. И лишь когда артиллеристы израсходовали все заряды, а к туркам подошло подкрепление, стало ясно, что дальнейшая оборона бессмысленна. Салтанов принял решение взорвать все пушки и пробиваться в сторону Балаклавы.

Один за другим прогрохотали, содрогнув горы, мощные взрывы, разметавшие орудийные лафеты, покорежившие толстобокие стволы. Салтанов построил солдат в штурмовую колонну, сам встал в ее голове и, с ружьем наперевес, первым бросился на прорыв.

Дорогу на Балаклаву закрывали татары. Лихие наездники, они плохо сражались в пешем строю — не выдержали плотного штыкового удара салтановцев и расступились. Батальон вырвался из окружения и ушел в горы, оставив на ялтинских склонах 200 солдат и офицеров, в том числе храброго майора Салтанова, зарубленного в рукопашном бою.

Быстрая потеря Алушты и Ялты больно ударила по самолюбию Долгорукова. За три года, прошедших со времени завоевания Крыма, это была первая неудача генерала. Привыкший к постоянным турецким угрозам вернуть утраченное владычество, Василий Михайлович никак не ожидай, что эти угрозы воплотятся в реальный десант.

Стремясь вернуть потерянные города, он оставил Сарабуз, провел Московский легион в Янисаль, дал ночь на отдых, а утром двадцать третьего июля бросил семь батальонов генерал-поручика Мусина-Пушкина на штурм Алушты.

— Ты уж постарайся, Валентин Платоныч, — по-отцовски шепнул Долгоруков графу, ставшему к этому времени мужем его дочери — княжны Прасковьи Васильевны. — Тебе басурман бить не привыкать.

— Горы — не поле, — облизнул сухие губы Мусин. — В поле-то легче… Да и паша, поди, не дремлет…

О подходе легиона к окрестностям Алушты Али-паша узнал от татарских лазутчиков, когда батальоны еще находились на марше. И спешно выдвинул навстречу 7-тысячный отряд янычар, который занял позицию в четырех верстах от моря, в двух ретраншементах на дороге перед деревней Шумлы.

У Мусина-Пушкина места для маневра не было — края ретраншементов обрывались в глубокие стремнины, — и он атаковал неприятеля прямо в лоб батальонами генерал-майоров Грушецкого и Якобия.

Осыпаемые турецкими ядрами и пулями, гренадеры двинулись на приступ, сломили сопротивление янычар и заняли оба ретраншемента. Турки, бросив пушки, знамена, раненых, в панике побежали к Алуште.

Грушецкий собрался было преследовать отступавшего неприятеля, но Мусин-Пушкин решительно остановил его:

— Не спеши, Василий Сергеевич! Еще неведомо, что нас там ожидает… Глянь, сколько гренадер полегло.

Потери действительно были велики — две сотни солдат и офицеров всех чинов усеяли своими телами подступы к ретраншементам.

С мрачным лицом Мусин-Пушкин обошел раненых, уложенных рядком у обочины. Генерал Якобий был контужен, лежал с закрытыми глазами недвижимый. Рядом лекари возились у тела молодого подполковника — голова залита кровью, засохшие волосы комом.

— Кутузов?.. Убит?!

— Видимо, голову повернул, когда по нем стреляли, ваше сиятельство, — пояснил лекарь, накручивая на лоб подполковника бинт. — Пуля навылет прошла… Глаз вытек… Может, выживет…

Возвращаться в Янисаль Мусин-Пушкин не стал, послал Долгорукову короткий рапорт о проведенной баталии и попросил сикурс, чтобы завтра поутру выбить турок из Алушты. Против ожидания, Долгоруков не только не дал сикурс, но и приказал оставить захваченные ретраншементы и поскорее вернуться в лагерь.

— Что за черт?! — взвился Мусин. — Я для чего столько людей положил?!