Александр Кравчук - Нерон

Специальный трактат Хайремон посвятил кометам. В те времена повсеместно верили, что кометы предвещают войны, поражения, эпидемии и голод. Приводились примеры из весьма недалекого прошлого: во время гражданских войн они являлись предвестниками братоубийственных битв; в царствование Августа появление кровавой кометы предшествовало полнейшему разгрому трех легионов в лесах Германии, а позже — смерти самого императора. Некоторые, однако, утверждали, что есть отдельные кометы — вестники благоприятных событий. Вспоминали также ту, которая появилась в июле 44 года до нашей эры, стало быть, через пять месяцев после убийства Юлия Цезаря; народ верил, что комета — душа диктатора, восходящая на небо, дабы вечно сиять среди бессмертных божеств. Это утверждал и приемный сын погибшего, Октавиан, будущий император Август.

Хайремон принадлежал к числу тех, кто разделял кометы на «хорошие» и «плохие». Его интерес к ним оказал огромное влияние на Сенеку. В более поздние годы и он написал трактат на эту же тему. Он придерживался мнения, что не все кометы предвещают недоброе. Сенека рассматривал проблему шире и скорее в чисто научном аспекте. Он размышлял над тем, какова природа этих небесных тел, из чего они состоят, почему, в отличие от других звезд, появляются нерегулярно. Сенека считал, что наше полное знание о них — вопрос времени. Он писал: «Почему мы должны удивляться, что кометы, которые представляют собой уникальный феномен, пока не поддаются точным измерениям и неизвестно ни начало, ни конец этих тел, появляющихся столь редко? Не прошло еще и 1500 лет с того момента, когда Греция подсчитала общее количество звезд и дала им названия. Доныне существует немало народов, знающих небо только по его виду и не ведающих, чем объясняются затмения Луны и почему подчас тень падает на Солнце. Впрочем, и у нас лишь недавно ученые это установили. Но когда-нибудь в результате исследований откроются в полном своем свете вещи доселе скрытые. Ибо одной жизни не хватит, чтобы постичь столь значительные проблемы, даже в том случае, если она будет посвящена астрономии. А ведь мы неравномерно делим те немногие годы, которые нам отпущены, между наукой и приверженностью страстям. Эти грандиозные проблемы получат объяснение в результате длительных и планомерных исследований. Настанет время, когда наши потомки будут удивляться, что мы не понимали столь очевидных вещей. Кто-то укажет, каковы орбиты комет и почему они так отличаются от путей других светил! Мы же остановимся на том, что уже открыто. Пусть и потомки внесут свою лепту в постижение истины!»

Почему же Сенека так красноречиво доказывал, что появление комет подчинено неким определенным, хотя еще и неизвестным законам? Он был приверженцем того направления философии стоиков, которое провозглашало абсолютную взаимосвязь всех явлений на свете: «Как потоки воды никогда не возвращаются и даже не задерживаются, одну волну сразу сменяет последующая, так сменяется и порядок в судьбе, и нам следует, согласно с извечной очевидностью событий, подчиниться одному закону: выполнять то, что предрешено судьбой. Ибо что такое судьба? Это, как мне кажется, неизбежность всех явлений и случаев, нарушим, которую не в состоянии никакая сила. Судьба ведет нас. Уже первый час жизни предопределил, сколько и кому ее отмерено. Одна причина обусловлена Другой. Уже заранее предначертано, чему ты будешь радоваться, а что будешь оплакивать».

Поскольку все то, что происходит, издавна предрешено, не может быть и речи о каком-либо феномене, который существовал бы только сам по себе в полном отрыве от целого и не имел бы определенной причины возникновения. Поэтому-то и кометы должны повиноваться определенным законам!

Вера во взаимосвязи всего вела в свою очередь к вере в то, что звезды оказывают влияние на судьбы как всего человечества, так и отдельных людей. А поскольку ход и взаимное расположение небесных тел в любой момент можно было определить и подсчитать, то по звездной схеме пытались определить, что же случится в будущем. Сенека прямо заявлял:

«Даже от незначительного приближения планет зависят судьбы целых народов. Самые основные и несущественные проблемы складываются в зависимости от того, появится ли на небосклоне благоприятная или неблагосклонная звезда».

Итак, воспитатели Луция, Сенека и Хайремон, были сторонниками астрологии. Может быть, лучше сказать: приверженцами. Ибо эту странную науку трактовали тогда с религиозной почтительностью и набожным страхом. Вера в истинность астрологических предсказаний была всеобщей и непоколебимой. Император требовал совета знатоков астрологических наук по самым важным государственным вопросам с той же самой серьезностью, что и простая девушка, интересующаяся, когда наконец она выйдет замуж. Астрологов называли халдеями (ибо их искусство зародилось в Халдее, или Вавилоне) либо просто математиками или учеными.

Методы, какими пользовалось большинство этих «ученых», были простыми. Трималхион Петрония так рассказывал гостям о своем астрологе: «Я вообще от всяких дел хотел отстраниться, да отговорил меня подвернувшийся тут случайно звездочет-гречонок по имени Серапа, человек поистине боговдохновенный. Он мне все сказал, даже то, что я сам позабыл, все мне до нитки и игольного ушка выложил, насквозь меня видел; недоставало только, чтобы он мне сказал, что я ел вчера. Подумаешь — он всю жизнь со мной прожил.

Но помнишь, Габинна, ты, кажется, при этом присутствовал, когда он сказал мне: „Ты таким-то образом пленил свою госпожу. Ты несчастлив в друзьях. Никто тебе не воздает должной благодарности. Ты владелец огромных поместий“» [10] Петроний. Сатирикон. Пер. Б. Ярхо. М.—Л., 1924. С. 132. .

Кто бы не поверил подобным пророчествам?

Однако и тогда были более тонкие толкователи звездных знаков. Один из них подвизался советником при Клавдии и Агриппине. Звали его Бальбилл. Он был баснословно богат и облачен высокими государственными чинами. Всем этим, как и астрологическими познаниями, он был обязан своему отцу Фрасиллу.

Еще в пору своего пребывания на острове Родос Тиберий безгранично доверял Фрасиллу. Собственно, Тиберий попал сюда изгнанником, оказавшись в немилости у своего отчима, императора Августа. Бездействие, чувство неуверенности способствовали тому, что Тиберий занялся изучением астрологии, в чем ему помогал именно Фрасилл, с которым опального случайно свела судьба. С течением времени «математику» стали известны все сомнения, тревоги и замыслы императорского пасынка. И тот, будучи по природе крайне подозрительным, в конце концов стал подумывать, как бы избавиться от магистра тайных наук. Однажды оба они шли по высокому и отвесному морскому берегу. Тиберий хотел было, воспользовавшись случаем, столкнуть вниз спутника, знающего слишком много, но тут заметил, что Фрасилл чем-то крайне озабочен и подавлен. Тиберий поинтересовался причиной этого.