Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

— Думаю, господа, — после первой рюмки начал князь Репнин голосом, в котором угадывалось намерение позабавить публику, — думается мне, молодой полковник, которого мы так терпеливо ждали, резвится сейчас в обществе куртизанок. Говорят; по этой части он соловей-разбойник.

— Ошибаетесь, князь, — заступился за Румянцева Бутурлин. — Я наслышан о нем как о весьма порядочном человеке и превосходном офицере.

— Уж не хотите ли сказать, граф, что анекдоты о приключениях этого господина чистейший вздор?

— Именно это самое.

Репнин недоверчиво пожал плечами:

— Мне говорили даже, будто родители от него отреклись.

— Я уже имел честь представить вам генерала Леонтьева, — оставался невозмутимым Бутурлин. — Николай Михайлович доводится Румянцеву зятем и может дать о нем более достоверные сведения, чем те, которыми мы располагаем.

Генерал Леонтьев, человек застенчивый, мешковатый, при упоминании его имени посмотрел на жену, как бы спрашивая ее разрешения говорить. Наконец сказал:

— Граф Петр Александрович давно отказался от того образа жизни, за который его осуждали. И родители от него не отрекались. Граф только сегодня получил письмо от отца.

Князь Репнин снова пожал плечами:

— Я не имел чести лично знать вашего шурина. Возможно, он и в самом деле не такой, каким его представляют в анекдотах.

Бутурлин победно заулыбался:

— Хочешь не хочешь, а придется, князь, изменить мнение о Румянцеве. Тем более, я собираюсь просить ваше сиятельство взять его с собой в поход на Рейн.

— Румянцева в мой корпус? — удивился Репнин.

— А разве вы против?

— Нет, почему же… Если прикажете…

— Вы еще будете говорить спасибо за такого командира, — не дал ему закончить Бутурлин. Тут он озабоченно посмотрел на наполненные рюмки. — Господа, что же получается: мы спорим, а рюмки стоят? Прошу, господа! Выпьем за поход русской армии в сердце Европы. Виват, господа!

— Виват! — отозвались гости.

Поход в Европу, о котором говорил Бутурлин, был назначен на лето будущего года. Бестужеву-Рюмину, ставшему недавно великим канцлером, пришлось проявить много упорства и хитрости, чтобы взять верх над своими противниками в избрании курса во внешней политике. По его настоянию Россия втянулась-таки в спор о так называемом австрийском наследстве [7] Война за австрийское наследство (1740–1748) коалиции Франции, Пруссии, Баварии, Саксонии, Испании, Пьемонта и других стран, оспаривавших наследственные права Марии Терезии на владения австрийской короны и стремившихся к их разделу, против Австрии, поддержанной Англией, Голландией и Россией. , заключила оборонительный договор с Австрией и Англией, обязавшись послать им в помощь на театр действий тридцать тысяч вспомогательного войска. На званом обеде генерал-фельдцейхмейстер князь Репнин представлял сей корпус особой своей, как командующий.

Опорожнив рюмки, гости заговорили о перспективах заграничного похода.

— Не кажется ли вам, господа, что прусский король с каждым днем все более наглеет? — говорил князь Репнин. — Австрия согласилась отдать Силезию, а ему теперь и этого мало, домогается новых уступок. Победы над австрийцами, видимо, вскружили королю голову, и он, думается мне, сейчас не против проглотить всю Европу.

— Если пруссаков не остановить, они могут потом угрожать и нашей империи, — в тон ему заметил Леонтьев.

— Положение Австрии быстро ухудшается, — вмешался в разговор граф Брюс. — Поддержка, которую ей оказывает Англия, не способна что-либо изменить. У Марии Терезии теперь надежда только на нас.

— Сдается мне, — снова заговорил Репнин, — длительная война уже истощила силы противников. Возможно, они согласятся на мир еще до выступления нашего корпуса.

— А как думают на сей счет послы? — обратился Бутурлин к шурину.

Все посмотрели на князя Голицына. До последнего времени князь был полномочным министром в Саксонии и имел о политике государей европейских держав широкие сведения.

Князь отвечал спокойно, с уверенностью человека, знающего предмет спора больше, чем другие. Он считал, что примирить враждующие стороны не так просто, как кажется на первый взгляд. Франция и Испания упорно не признают Прагматическую санкцию [8] Закон о престолонаследии, согласно которому наследственное земли австрийских Габсбургов должны были оставаться неразделенными. Карла Шестого, и изменить их позицию смогут только уступки со стороны Австрии. Так или иначе, Марии Терезии придется расстаться с итальянскими герцогствами.

— Ни в коем случае, — горячо возразил князь Репнин. — Мы заставим испанцев и французов подписать мир без всяких условий. У Марии Терезии великие силы. На ее стороне Англия, Нидерланды, Сардиния, а теперь и мы идем ей на помощь. Испания и Франция ничего не получат.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Голицын.

Когда обед подходил к концу и гости, оставив политику, говорили уже обо всем, что взбредет в голову, лакей объявил о прибытии графа Румянцева. Хозяин дома, порядком захмелевший, но еще крепко стоявший на ногах, сам пошел встречать опоздавшего. Он привел его под руку — высокого, со здоровым румянцем на щеках, внесшего с собой запах снега и солнца.

— Вот, господа, тот самый человек, о котором спорили. Прошу любить и жаловать.

Первым был представлен князь Репнин. Подавая полковнику руку, генерал-фельдцейхмейстер уточнил: Воронежского пехотного полка командир?

— Истинно, Воронежского, — ответил за Румянцева Бутурлин. — Того самого, где готовы ружья обменять на копья, чтобы ловчее было с противником драться.

— Мы учимся не только колоть, но и стрелять тоже, — возразил Румянцев.

— Колоть — дело прошлое, — сказал Репнин, уставившись ему в лицо. — Сейчас, когда есть ружья и пушки, поражать врага лучше на расстоянии.

— Я позволю себе не согласиться с вашим сиятельством, — выдержал его взгляд Румянцев. — При Петре Великом тоже были ружья и пушки, а все ж холодное оружие оставалось в почете. Без холодного оружия нет атаки, а без атаки нет победы.

Князь Репнин с разочарованным видом повернулся к фельдмаршалу: мол, ничего себе, хорошего офицера навязали, когда уже сейчас позволяет себе такое!.. Вслух сказал:

— Я не против штыка. Штык нужен, когда того требует обстановка. Но, смею заметить, граф, сейчас все европейские армии делают ставку на огневой бой. Не научившись тактике огневого боя, мы никогда не сможем побеждать равного по силе противника. Так внушал мне мой учитель принц Евгений. Думаю, такое же мнение и у Александра Борисовича. Не правда ли, граф? — обратился князь к фельдмаршалу.

Бутурлин не был силен в военном деле и, боясь попасть впросак, увильнул от ответа.