Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он

Ко всему прочему, император Франц был удручен двумя тяжелыми утратами. Не так давно он потерял вторую жену, мать своих тринадцати детей, и большую армию, с позором капитулировавшую в ульмской крепости.

Как человека, на которого свалилось сразу столько горя, Багратион мог понять Франца. Но каким духом отваги и мужества сможет он вдохновить воинов, коли сам полностью лишен стойкости и воли?

Впрочем, надежда восьмидесятитысячной союзной армии, что демонстрирует свою несломленную мощь и силу здесь, на оломоуцком поле, на русского императора. Лишь раздастся команда, и армия смело и решительно двинется в сражение. А сражение неминуемо должно грянуть в самые ближайшие дни. В городе Брюнне, всего в каких-нибудь двух переходах, остановилась в ожидании схватки «Великая армия». И передовые ее дозоры уже не раз объявлялись в непосредственной близости от наших авангардных частей.

Скорее бы император Александр отдал приказ наступать и сам встал во главе своей гвардии!

Нельзя без восхищения и гордости смотреть на гвардейские ряды, в которых молодец к молодцу. Здесь, в далекой Моравии, в самом центре Европы, были представлены все ее полки. По два батальона преображенцев, измайловцев и семеновцев, в полном составе кавалергардский и конногвардейский полки, лейб-гвардии гусарский и два эскадрона лейб-гвардии казаков.

Только Багратион не нашел в строю своего лейб-егерского батальона. С недавних пор состав батальона был увеличен с трех до четырех рот и в помощь ему, шефу, командиром назначен граф Эммануил Сен-При. Был он эмигрантом, происходившим из древней и знатной французской фамилии, покинувшим отечество, когда там вспыхнула революция. Новому командиру Багратион успел лишь передать часть положенных обязанностей. Но почему-то сразу определил, что вряд ли когда-нибудь близко с ним сойдется. Теперь генерал-майор Сен-При во главе батальона нес службу в Павловске и Гатчине, откуда ни за что не хотела переезжать в Зимний дворец вдовствующая императрица Мария Федоровна вместе со своими младшими сыновьями и дочерьми.

Гвардия в нынешнем своем составе двинулась из столицы Российской империи десятого августа. Шла она усиленным маршем, делая иногда по сорок и более верст, поскольку в походе все тяжести следовали на подводах. Маршрут был такой: Луга, Витебск, Минск, Брест и далее Краков, после которого они оказались в Моравии, в Оломоуце.

Весь путь с гвардейскими батальонами и полками проделал великий князь Константин Павлович, коему вверено было командование этой привилегированной частью русского воинства.

Считалось, что гвардия вряд ли окажется на сей раз в деле. Во всяком случае, такие ее полки, как, например, кавалергардский, который был всего пять лет назад заново сформирован и еще не принимал участия в военных действиях. Посему с завистью смотрели гвардейцы на кутузовских воинов, и особенно на солдат и офицеров арьергарда князя Багратиона, сумевших в недавних боях проявить мужество и отвагу.

Иные офицеры гвардии с первого же дня обступили главную квартиру с прошениями дать им возможность оказаться в деле, если их полку или батальону не выпадет сей славный и завидный жребий. Особенно было много охотников оказаться под началом Багратиона, которого после Шенграбена называли не иначе как спасителем русской армии.

Стремление быстрее оказаться в деле охватило все русское войско, когда стало известно, что Бонапарт прислал к Александру своего генерал-адъютанта с письмом, в коем, как стали передавать, он предлагает мир.

— Очередная уловка, — пронесся в полках слух. — Коль говорится о мире, — значит, быть войне!

Наполеон писал: «Посылаю моего адъютанта, генерала Савари, поздравить ваше величество с прибытием к армии и выразить все мое уважение к особе вашей и желание найти случай доказать вам, сколь много дорожу я приобретением вашей дружбы. Удостойте принять посланного со свойственною вам благосклонностью и верьте, что более нежели кто другой желал бы я сделать вам угодное. Молю Бога, да сохранит он вас под святым покровительством своим».

Александр ответил тоже посланием: «С признательностью получил я врученное мне генералом Савари письмо и поспешаю выразить вам всю мою благодарность. Все мои желания состоят в восстановлении общего мира на основаниях справедливых. Также хочу иметь случай сделать лично для вас приятное. Примите уверения в том, а равно в моем совершеннейшем уважении».

Русский император и его ближайшее окружение долго не могли решить, кому адресовать письмо. Назвать узурпатора власти императором не поднималась рука. И тогда была найдена, как думалось, самая приемлемая и вроде бы нейтральная форма: «Главе французского правительства».

Глянув на эти слова, император Франции произнес:

— Выходит, будем драться. Ну что ж…

Нет, не случайно Мюрат заговорил о временном замирении, когда подошел к Шенграбену, где надеялся встретить всю русскую армию. Мысль сию, вероятно, первым высказал сам Наполеон.

После разгрома Мака и взятия Вены Австрия оказалась в положении побежденной державы. Другая противница, Пруссия, по всей вероятности, окончательно укрепилась в мысли не посылать свои войска против Франции. Единственным противником, представлявшим достойную силу, оставалась Россия. Но, даже разбив ее армии здесь, в Европе, до нее самой невозможно было дотянуться, а значит, ее нельзя было окончательно победить. Зачем же ломать копья в стычке с нею, когда выгоднее заключить с императором Александром мир, сделав Россию мощной в военном отношении союзницей?

В пользу мирного решения конфликта говорило и ставшее отныне невозможным вторжение на берега Англии. Когда здесь, в австрийских пределах, Наполеон торжествовал свою победу при Ульме, эскадра знаменитого английского адмирала Нельсона у мыса Трафальгар наголову разгромила объединенный французско-испанский флот. Оставалось в борьбе с владычицею морей и европейского капитала использовать иной способ — оторвать от нее, одного за другим, союзников, а сам Альбион задушить блокадой.

Через два года сей путь триумфально откроется перед французским императором. Но тогда, в стылом ноябре 1805 года, будущий главный партнер, Россия, оставалась пока еще его главным и не склонным ни к каким компромиссам противником.

Решения о выборе того или иного политического курса принимают главы держав. Армии лишь вверяется одна-единственная роль: если потребуется, силой подкреплять волю государя, служить ему верой и правдой, не рассуждая. Так было всегда. Как думает государь, так должна думать и действовать армия.

Ответ российского императора Бонапарту был расценен в войсках как свидетельство твердости русского духа, как проявление и государем и армией единой воли и решимости не идти ни на какой сговор с коварным и хитрым врагом.