Михаил Попов - Тьма египетская

Ладья Птаха решительно вильнула в правый поток.

Небамон с интересом и злорадством всматривался в бледнеющую темноту, что покрывала ещё плоскую поверхность острова. Кто они, эти незадачливые противники? Явно они высадились заранее и готовились напасть на ладью у противоположного конца острова, думая, что она войдёт в левое русло. Потом увидели сигнальный костёр на северной оконечности мёртвого острова и бросились сюда. Яхмоса следовало похвалить за предусмотрительность. Теперь над засадой этой можно было посмеяться. При свете дня и в виду Темсена нападение было невозможно. Когда темнота рассеялась настолько, что обнажилась кучка растерянных фигурок, стоящих по колено в воде с бессильными копьями и луками в растопыренных руках, корабль Птаха был уже от них в сотне шагов и аккуратно огибал южную оконечность мёртвого острова, чтобы войти в левый поток. Люди, засевшие в засаде, так и не сориентировавшись в темноте, провели предутренние часы в дурацкой беготне то к костру, то от костра, но теперь дело был не в них. Небамон не оглядывался назад, ибо было на что посмотреть и впереди.

Ступенчатая крепость с приземистыми башенками, длинная, белого цвета стена, за которой лежали низкие, длинные коробки казарм, впрочем, почти невидимые с воды. Далее широкая каменистая равнина. Но не пустынная, как можно было бы ожидать в этот ранний час. На эту прохладную ещё, изрезанную мелкими бороздами ладонь уже выдвигалась из широкого зева крепостных ворот процессия. И пышная, судя по количеству носилок, суетящихся слуг, ослов, собак и тому подобного. Процессию Небамон сразу же отнёс на счёт своего прибытия и порадовался, что облачился подобающе. Сейчас солнечные лучи доберутся до позолоты его шлема, и все глаза берега уколет нестерпимо сверкающая гордая точка.

Сказать по правде, полководец Птаха думал всё же, что торжественная церемония произойдёт внутри крепости, а при самой высадке его встретит только стража. Но этот лихой молодец Яхмос всегда превосходит ожидания. Он решил выгнать всю собранную знать прямо на берег. Что ж, чем больше славы великому мемфисскому божеству, тем лучше. В конце концов, молодому номарху виднее, где его чествовать.

Но через некоторое время поток мысленных похвал полководца в адрес своего молодого коллеги пресёкся. Он увидел, что в предстоящей церемонии, кажется, желают поучаствовать не только приглашённые жрецы и знатные граждане Фив, заблаговременно доставленные в Темсен. Из густой рощи, лежавшей по другую сторону каменной долины, напротив крепости, начала медленно выдвигаться плотная конная шеренга. Не менее чем сотня азиатов. Нет, больше, две сотни. Три! Целая армия, по меркам тихого невоинственного времени, стоявшая вдоль всего течения Нила.

И это ещё было не всё. Вдруг из быстро сужающейся тени, отбрасываемой грядою восточных гор, с муравьиной бодростью, подгоняемые рваными, перекликающимися вскриками труб, высыпала целая толпа египтян, неся вертикально длинные копья и поднимая подошвами мелкую пыль. И тут же выстроилась в строгий боевой порядок, как бы перегораживая дорогу конникам и прикрывая собою жреческую процессию.

Солнце быстро поднималось. Картина становилась всё отчётливее. Небамон впадал во всё большее непонимание. Единственная слабая радость заключалась в мысли, что он и кожаный панцирь нацепил сегодня утром не зря.

Процессия знатных фиванцев и жрецов замедлила своё движение, повернула чуть влево, осторожно забираясь на пологий, едва заметный холм, дававший, тем не менее, возможность со своей лысины хорошо разглядеть всю картину происходящего.

Две гиксосские шеренги стояли грязно-серой безмолвной стеной в каких-нибудь двух сотнях шагов перед быстро установившимся внутри себя, ловко разобравшимся строем египетского полка. Легко было понять, что лобовая конная атака будет встречена горизонтальным дождём стрел и копейной стеной.

И брат начальника гарнизона, и другие офицеры видели, что позиция для атаки у них неудачная, что враг построился грамотно и вред от его действий будет огромный. И, главное, враг был совсем не тот, на которого гиксосские офицеры привыкли рассчитывать. Он не разбегался при виде изготовившейся конницы. Никакой не было гарантии, что вид конницы скачущей подействует на египтян сильнее.

Установилось равновесие, чреватое чем угодно.

Единственной движущейся точкой в этой всё более заливаемой светом картине была ладья Птаха. Единственной действующей фигурой на ней была маленькая фигура Небамона.

Он решил, что раз ему не поступает никаких новых приказов, а равно не приходит в голову никаких оригинальных стратегических мыслей, действовать в соответствии с прежним планом. План должен быть на войне всегда, даже если следование ему приведёт в Дуат.

Ладья, подчиняясь приказам, которые Небамон отдавал внезапно осипшим голосом, решительно приближалась к намеченному месту высадки. А оно оказывалось как раз посередине меж вставшими друг против друга армиями. Пристать раньше было невозможно, мешала мель, и полководец Птаха не мог себе позволить позора сесть на неё на глазах стольких союзников и врагов.

И вот уже оно, причальное место. Гребцы правого борта втягивают вёсла, вот уже киль царапает песчаное дно и на берег спрыгивают два матроса, один тащит причальный канат, другой молот и длинный клин, дабы вбить его в береговой песок, чтобы было на что этот канат набросить.

Небамон приказал выкинуть на берег сходни, поглядывая при этом то вправо, то влево. Обе армии оставались недвижимы и смотрели друг на друга с внимательной неприязненностью. Одна, натянув тетивы, вторая, натянув поводья. Столкновение казалось неизбежным. Раз уж две вооружённые силы так сблизились, то непонятно, каким образом им можно разойтись, не пролив крови. С другой стороны, нельзя было представить, с чего могло бы начаться столкновение, ибо оба командующих были связаны по рукам и ногам своим положением. Яхмос хотел, мечтал, чтобы гиксосы напали на его полк, чтобы собранные со всего Верхнего Египта святоши собственными глазами увидели, кто начал войну. Но именно потому, что они все были тут собраны, он не мог атаковать сам, хотя отлично видел, что его лучники изрешетят конников, прежде чем те успеют разогнаться. Захкей не мог отдать приказ об атаке, ибо ему не было известно, отдал бы его в этой ситуации старший брат, и приказ об отходе отдать не решался, потому что и на этот счёт мнением брата не располагал. Посланный в гарнизонную цитадель с докладом человек ещё не вернулся.

Солнце поднялось уже совсем высоко.

Сходни, побуждаемые шестью полуголыми матросами, съехали с борта и упёрлись краем в мокрый песок.