Андре Кастело - Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Призовем еще раз в свидетели Альбера де Лезе-Марнезиа. По его словам, Роза предавалась тогда довольно неожиданному занятию. «Она без особого труда приспосабливалась к веяниям времени. Так вот, — продолжает будущий префект и пэр Франции, — время требовало, чтобы каждый подделывался под народ и даже под чернь, подражая ее языку и повадкам; она и воспитывала детей в этом духе, посылая их на улицу, чтобы они осваивались среди детей бедняков, Я до сих пор вижу, как в отдаленном прошлом маленький Евгений и его сестра Гортензия предлагают прохожим купить у них разные безделушки и с торжеством несут матери выручку».

Гортензия учится шить у своей гувернантки «гражданки Лануа», а бедный Евгений поступает учеником в столярную мастерскую папаши Кошара, национального агента коммуны Круасси. Он даже получает саблю и ружье.

Разумеется, будущей Жозефине не удается удержаться на уровне текущих проблем. Она всегда будет придавать цвету какой-нибудь ленты или отношениям с любовниками больше значения, чем политике. Но зараженная, как и полагалось тогда, идеями Руссо, она воспитывает детей «по-спартански».

— Надеюсь, они будут достойны республики, — твердит она.

Роза выставляет напоказ, опять-таки в данный момент, свои республиканские убеждения. Вынужденная обратиться к Вадье, председателю Комитета общественной безопасности, с просьбой об освобождении своей невестки Мари Франсуазы де Богарне, будущая императрица пишет ему «с полной откровенностью» и — уточняет она — «как санкюлотка и монтаньярка».

Итак, г-жа виконтесса де Богарне стала санкюлоткой и монтаньяркой. Не надо ставить ей это в упрек. С волками жить — по-волчьи выть, а жить Розе хотелось страстно. Но тот, кто казался республиканцем 21 января 17 93 [55] 21 января 1793 — день казни Людовика XVI. , год спустя уже выглядел примиренцем и реакционером, и Богарне начинает внушать подозрения. Жена его обращается к Вадье: «Александр. — пишет она ему, — никогда не отступал от своих принципов: он всегда шел прямо. Если бы он не был республиканцем, он не пользовался бы ни моим уважением, ни моей дружбой. Я — американка, из всей его семьи знаю только его, и если бы мне дозволено было тебя видеть, твои сомнения рассеялись бы. Мой брак — республиканский брак. До Революции мои дети были неотличимы от санкюлотов. Прощай, уважаемый гражданин; ты пользуешься полным моим доверием».

Отнюдь не тронутый письмом американской «санкюлотки и монтаньярки», Вадье первым подписал приказ об этапировании гражданина Богарне в Париж. Напрасно Александр «занимал голову» и «преисполнял сердце» благими пожеланиями, напрасно предпринимал в Блезуа свои патриотические акции, напрасно доказывал свою благонадежность, избирался председателем якобинского клуба в Шомоне и мэром Ферте-Орена, напрасно создал там народное общество и революционный наблюдательный комитет — бывший виконт обвинен в том, что не поспешил на помощь Майнцу. Разве в Страсбурге он «целыми днями не ухаживал за лаисами [56] Лаисы — здесь: женщины легкого поведения; от имени древнегреческой куртизанки Лаисы. , а по ночам не задавал балы» вместо того, чтобы заниматься «общественными делами»? Его напрасно защищают три друга Розы — Реаль, Барер и Тальен, которые не хотят, чтобы генерала «обвиняли бездоказательно». Александр арестован и водворен в Люксембург, а затем 14 марта 17 94 — в монастырь кармелитов.

Очередь Розы не за горами.

Анонимный донос рекомендует Комитету общественной безопасности «остерегаться бывшей виконтессы Александр де Богарне, весьма вхожей в канцелярии министров»; поэтому 20 апреля Комитет общественной безопасности отряжает в дом N 9 5 3 по улице Доминик секции Фонтен-Гренель двух своих членов, граждан Лакомба и Жоржа, на предмет обыска и просмотра бумаг, которые могут оказаться у подозреваемой. Они переворачивают квартиру вверх дном и обнаруживают «в ящике секретера, стоящего в чулане, который прилегает к вышеназванной квартире, и на двух шкапах, установленных на чердаке», переписку и «вещи», каковые бывшая Богарне доверила своей служанке. Члены Комитета приступают к чтению найденных документов и устанавливают, что «после самых тщательных розысков» они не нашли «ничего враждебного интересам Республики, а напротив, множество патриотических писем, делающих честь названной гражданке».

Взволнованная Роза подписывает протокол, посадив большую кляксу на «е» в фамилии Богарне. Шаги национальных гвардейцев замирают на улице Доминик, и в молодой женщине вновь просыпается надежда. Тем не менее на следующее же утро, чуть свет, гражданин Жорж в сопровождении уже другого члена Комитета, гражданина Эли Лафоста, является арестовать «вышепоименованную Богарне, жену бывшего генерала». Они имеют «с этой целью разрешение на изъятие всех гражданских и военных предметов». Роза не хочет будить Евгения и Гортензию и целует их, пока они еще глубоко спят. Она поручает позаботиться о них м-ль Лануа и верной Эфеми, а затем, окруженная жандармами, будущая императрица направляется на улицу Вожирар, где находится монастырь кармелитов. Явившись в тюрьму, Эли Лафост предъявляет «привратнику» ордер на арест, предписывающий последнему «принять гражданку Богарне, жену генерала, объявленную подозрительной в силу закона от 17 сентября, и содержать ее в заключении в целях общественной безопасности впредь до новых распоряжений. 2 флореаля года II Республики, единой и неделимой».

Монастырь кармелитов! Два слова, остро пробуждающих воспоминания! В этой древней обители монахи, босоногие кармелиты, изготовляли в более счастливые времена мелиссовую воду, или знаменитый кармелитский белок, безупречную, блестящую, как мрамор, краску. Именно здесь развернулись, может быть, самые жестокие эпизоды сентябрьских зверств.

Внешний вид здания N 70 по улице Вожирар не изменился и сегодня. Еще теперь можно — как это сделала Роза по прибытии в тюрьму — подняться на небольшое крыльцо, где за двадцать месяцев до этого были перебиты семьдесят шесть священников, на это крыльцо, ведущее в сад, где убийцы гонялись за своими жертвами. Она, без сомнения, зажмурилась от ужаса, увидев кровавые следы, оставленные на стене саблями палачей по окончании их «трудов». Эти «подписи» сохранились до сих пор. На следующий день после убийств монастырь был на девять месяцев преобразован в танцевальную площадку «Под липами», после чего превращен в место заключения.

Новая арестантка сразу же оставила замашки «санкюлотки и монтаньярки». Здесь, если не считать самого здания, она как бы вернулась к временам Пантемона. Она возобновляет или сводит знакомство с герцогиней д'Эгийон, урожденной Ноайль, с г-жами де Ламет, де Бражелон, де Жарнак, де Пари-Монбрен, с герцогом де Бетюн-Шаро, с графом де Суайекуром, с шевалье де Шансене, с принцем Сальм-Юорборгом, с адмирал-герцогом де Монбазон-Роганом, с маркизом де Гуи д’Арси.