Андре Кастело - Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

В одиннадцать утра 16 декабря перед членами Сената в парадных одеяниях в присутствии королей Вестфальского и Неаполитанского (Мюрат по-прежнему улыбается) Евгений с бьющимся сердцем всходит на трибуну.

— Сейчас вам будет оглашен проект выносимого на ваше обсуждение сенатусконсульта. Я считаю своим долгом изложить чувства, испытываемые моей семьей в сложившихся обстоятельствах. Моя мать и моя семья всем обязаны императору. Он был подлинным отцом для детей императрицы и всегда видел с нашей стороны подлинно сыновние чувства.

Ему сейчас сорок лет, он в расцвете сил, он основал династию и вступил на трон благодаря множеству заслуг перед нацией и чудесных свершений во всех областях; поэтому Франция больше всего заинтересована в том, чтобы он старился, окруженный своим прямым потомством, гарантией его престола, который уже помог ему сделать родине столько добра и один может увековечить ее процветание и славу.

Поскольку бесспорно, что узы, соединяющие императора с моей матерью, не могут удовлетворить этой политической необходимости и пользе государства, я первым одобряю решение его величества. Присоединяя свои пожелания к пожеланиям его самого и всей Франции, я надеюсь, что у него родятся сыновья, которые станут покровителями наших детей.

Моя мать будет счастлива свидетельствами доверия, которые ее супруг непрестанно дает ей в этих чрезвычайных обстоятельствах. Она будет счастлива доказать, что поступила так, как велела ей совесть. Счастлива, что мужественно и достойно выполнила свой долг перед народом и собственным мужем, долг, возложивший на нее определенные обязательства с того дня, когда супруг короновал ее своими августейшими руками; ей не остается больше ничего желать для счастья и славы государя теперь, когда она видела трогательные его сожаления и стала свидетельницей борьбы, происходившей в сердце монарха, привыкшего всем, даже чувствами, привязывавшими его к супруге, жертвовать ради блага Франции и своего долга перед государством!

Все в жизни императора несет на себе печать величия. Сам Карл Великий, равно как многие другие наши короли, расставались с супругами, но ни у одного не было к тому столь важной и весомой причины, никто не выказывал в столь серьезных обстоятельствах такого, смею сказать, чувства справедливости, каким проникнуты действия его величества. Я ликую, что моя должность государственного архиканцлера дает мне право находиться сейчас меж вами и выразить свои чувства. Наша семья всегда будет семьей императора, по крайней мере, в том, что касается привязанности, преданности и любви.

Затем сенат голосует. Семьюдесятью шестью голосами против семи при четырех воздержавшихся брак расторгнут. Текст сенатусконсульта предусматривает, что «императрица Жозефина сохраняет титул и ранг коронованной императрицы», а ежегодное содержание «определяется ей в два миллиона франков из государственного казначейства».

Затем Евгений отправляется в Мальмезон и вводит мать в курс решения. У нее уже побывали первые визитеры: их целая вереница. Бледная улыбка озаряет лицо Жозефины. Вот те на, ее не забывают! На самом-то деле Наполеон в Трианоне весь день только и делал, что допытывался у каждого, кого замечал: «Вы видели императрицу?». Поэтому каждый, чтобы подольститься к властелину, и отправлялся навестить изгнанницу. Сидя под полотном Жироде в большом зеленом капоре, затеняющем ее страдальческое лицо, Жозефина старается улыбаться всем, кто склоняется перед ней. Но когда она видит лицо, воскрешающее для нее времена консульства, сердце ее надламывается и она не старается больше удерживать слезы. Разумеется, никто из клана не тронулся с места; она больше никогда не увидит своих свойственников. Даже Жерома.

Спускается холодная ночь 16 декабря. Внезапно в Трианоне Наполеон бросает игральные карты и требует карету.

— В Мальмезон!

Короткий визит. Несмотря на холод, они в перерыве между двумя шквалами дождя сидят на садовой скамье. Приехав, Наполеон обнял Жозефину; прощаясь, только поцеловал ей руку. Вернувшись в восемь вечера, он тут же пишет записку, которую она прочтет перед сном: «Друг мой, сегодня я застал тебя более слабой, чем тебе следует быть. Ты выказала мужество, выкажи его опять и держись; не предавайся злополучной меланхолии и прежде всего думай о своем столь драгоценном для меня здоровье. Если ты привязана ко мне и любишь меня, ты обязана быть сильной и счастливой. Можешь не сомневаться в постоянстве моей дружбы, и ты не ценишь мои чувства к тебе, если предполагаешь, что я могу быть счастлив, если ты несчастна, и спокоен, если ты лишена спокойствия. Прощай, дружок, спи крепко и знай: я так хочу».

Легко сказать! Вопреки воле императора, — мы знаем это от г-жи де Ремюза, — Жозефина «все время плачет, и на нее действительно больно смотреть», Все печально, дождь льет как из ведра. Наполеон в Трианоне хандрит. Он в «отвратительном расположении духа» и непрестанно думает о той, кого с ним нет. Единственный раз за всю свою жизнь у власти он трое суток не работает. Аудиенции, заседания совета министров, переписка, кроме как с ней, — все отложено. На первое место опять вышло сердце! В довершение всего неумолимо хлещет дождь.

17-го, в воскресенье, он ужинает с Кристиной де Матис, пьемонткой, которую, как заботливая сестра, привезла с собой Полина, обосновавшаяся накануне в Малом Трианоне. На другой день вечером он опять увидится с Кристиной у сестры, пытающейся таким способом заставить его перевернуть страницу. Правда, он назовет чувства, удерживающие его подле г-жи Матис, «маленькой дружбой», но это не мешает ему не без удовольствия коротать ночи с пухленькой белокурой пьемонткой. Он упрекает ее лишь в «отсутствии желания».

Однако пышное тело итальянки не помогает ему забыть изгнанницу, и 19-го, перед отъездом на охоту на плато Сатори, император посылает Савари на разведку. Известия неутешительны. Наполеон опять пишет Жозефине: «Савари говорит, что ты все время плачешь; это нехорошо. Надеюсь, сегодня ты сможешь погулять. Посылаю тебе это письмо с охоты. Приеду тебя навестить, когда ты дашь мне знать, что стала умницей и мужество взяло в тебе верх. Прощай, дружок. Мне сегодня грустно, мне нужно знать, что ты всем довольна и держишься. Спи крепко».

Спи крепко!

Разумеется, она не смыкает глаз, и следующее утро «оказывается ужасным». Г-жа де Ремюза пишет мужу, который находится в Трианоне подле императора: «Она принимает визиты, которые растравляют ее раны; при каждой весточке от императора она приходит в ужасное состояние». По мнению фрейлины, нужно обязательно убедить Наполеона «умерить выражения печали» в его письмах к бывшей жене. Г-жа де Ремюза, без сомнения, изо всех сил заботится об императрице, но Жозефина «кротка, ласкова и страдальчески терпелива, так что при взгляде на нее рвется сердце». Ясно, что, «выказывая ей нежность», император «усугубляет ее состояние», хотя «в то же время, — замечает фрейлина, — у него не вырывается ни одного лишнего слова».