Владимир Дегтярев - Золото Югры

– Почему жил? – опять встрял отставной матрос.

– Потому, что мы сейчас пьем и веселимся на деньги графа Эссекса, доброго господина, понимающего доброту простых жителей нашего королевства и зло иноземцев…

Лучник выпил уже шесть кружек темного эля и за мыслью следить перестал…

А отставной матрос вышел, будто по нужде, и побежал со словами лучника Грина к московскому послу.

После обеда, к вечеру второго сентября, Осип Непея, московский посол с полными царскими полномочиями, внезапно появился в королевской канцелярии. Здесь теперь сидели допоздна, за лето накопилась уйма дел. Королевский канцлер не скучал в своем кабинете, а споро расправлялся с бумагами.

– Давай, подпиши мне отказ в сватовстве моего царя к королевской племяннице, и я сегодня же откланяюсь перед королевой Елизаветой.

Канцлер откашлялся и без всякого выражения на лице, сухими от возраста глазами уперся в московского посла.

– Так дела не делаются, – наконец произнес он.

Непея нарочно звякнул тугим кошлем, чтобы канцлер по звону узнал золото. С той же мелодией тонкого звона кошель встал на столе. И тут же исчез в больших ящиках.

Канцлер порылся среди бумаг, нашел заготовку отказного письма московскому царю. Крикнул писца, отдал ему бумагу, чтобы перебелили…

– К Ее Величеству пойдем вместе, – сухо сообщил канцлер.

– Как скажешь, господин мой, – по-русски ответил Непея.

Королева Елизавета Первая, помолодевшая на свежем воздухе среди тишины виндзорского поместья, без всякого удивления встретила московского посла. Она читала в кабинете донесения своих шпионов и очень жалела, что читать приходится на ночь. В донесениях подробно описывалось, как люди по всей Европе убивали и продавали людей, поджигали города и селенья, молились и плакали. Такое и утром читать – уютный завтрак портить.

Королева едва взглянула на лист отказного письма. Вернула лист канцлеру:

– Подпиши сам.

Канцлер долго выводил свои регалии и наконец поставил роспись с завитушками.

– Теперь иди.

Канцлер долго вставал с кресла, долго поправлял камзол.

– Иди, иди! – шумнула Елизавета.

Канцлер вышел. Непея скатал бумагу в рулончик, обмотал припасенной суровой ниткой.

– Печати канцлера на бумаге нет, – сказала Елизавета.

– Будет. Зайду, идучи от Вас, шлепну.

– Имеешь, что мне сказать, Осип? На прощание?

– Имею. Граф Эссекс сегодня послал наемного убийцу к итальянскому меняле. Менялы уже нет.

Королева пожала плечами:

– В Испании их давно уже нет.

Непея засмеялся: королева ловко обошла имя графа Эссекса. Решила она уже насчет графа. Все решила.

– А в Сити у тебя, Ваше Величество, неприглядно жить, – сказал Непея. – Ни тебе толстых стен, ни пушек, ни рва вокруг твоего дворца… А надо бы… По нашим, древним, русским обычаям, коров держат в большой защите. Как пчелы держат свою матку.

– Знаю, старые обычаи ведаю, – ответила Елизавета с трещинкой в голосе. – Знаю и то, что «корова» и «короЛЕва» – одно и то же. Только корова для одной семьи, а королева для всех семей… работает.

Непея встал с кресла и низко поклонился. Выпрямился и положил на стол перед Елизаветой лист бумаги с английским текстом.

Елизавета прочитала начало: «… Разрешите забрать с собой Подданную Вашего Величества, жену Боярского сына Макара Старинова – Катарину Барли, бывшую вдову»…

– Ох, Непея, все же ты кого-то из своих породнил с нашими…

– Породнил.

Елизавета подписала тайную бумагу. Помедлила, потом подвернула большой перстень на левой руке, капнула на него чернилы с пера и сотворила оттиск на поданной просьбе.

Непея снова встал и низко поклонился. И уже не садился.

– У нас под Кремлем подземные ходы есть, – сообщил он. – Царю, когда надобно укрыться на время, он уходит по тем ходам. У тебя такие ходы есть?

– Прощай, Осип, – ответила королева английская Елизавета, – кланяйся от меня московскому царю. И прими мой подарок – морской бриг именем «Святая Мария» завтра ждет тебя на пристани в восемь часов по нашим Большим часам. Доплывешь до Франции… А насчет тайных ходов, то они у меня есть.

Это были очень двоесмысленные слова. Понимай, как знаешь, но лучше не знать.

Непея поклонился, попятился и вышел, не показывая спины королеве англицкой Елизавете Первой. Значит, не прощался еще…

Осип Непея, да повар его, да Катарина Барли, супруга Макара Старинова, отплыли в субботу на «Святой Марии» во французский порт Ла Рошель ровно в восемь часов утра по Большим часам Англии.

А ровно в восемь часов вечера субботы двести дворян, вооруженных мушкетами, пистолями и шпагами, прошли орущей толпой от дворца графа Эссекс до королевского дворца в Сити.

И там встали, ибо увидели, что дворец окружен королевскими кирасирами. Кирасиры держали на рогатках наведенные на толпу аркебузы. Фитили ружей дымились. Позади кирасир отсверкивали в лунном свете пики конной гвардейской сотни.

Один из конников подъехал и встал за линией кирасир напротив ошарашенного графа Эссекса. За ним подъехал и второй конник. Граф узнал в подъехавших сэра Сесила и сэра Ралея, самых вредных своих соперников и врагов.

– Зря ты, граф, будишь безобразным шумом добрых жителей Лондона! – крикнул сэр Ралей.

А сэр Сесил добавил:

– Королева не ночует сегодня в своей спальне, граф. Возвращайся в свой дворец и уводи с собой эту пьяную дворянскую рвань.

– Завтра утром за тобой придут, – еще добавил сэр Ралей.

И они отъехали в строй конников.

В толпе дворян кто-то крикнул: «Нас предали!»

О мостовую загремели и ружья и пистоли. Дворяне сыпанули бежать от королевского дворца. Во след им, но поверх голов, ударил рассыпанный ружейный залп королевской гвардии.

При таком подлом деле, как заговор против королевы, кто-то должен хоть раз выстрелить.

Пять дней, с раннего рассвета до полной тьмы, татары и русские гнались на конях за англицкой шхуной, несущейся на полных парусах, да по быстрому течению. Гнались по Иртышской пойме, а это дело тягостное и гибельное. Два десятка коней пришлось прирезать: те поломали ноги в болотистых кавернах поймы. Трое татар сломали шеи, один – позвоночник, падая со споткнувшегося коня. Его свои же милосердно и прирезали.

Хлыст вывихнул порезанную ватажными беглецами левую руку, но терпел и даже не матерился. Некогда.

На шестой день отряд начал ход, но застопорился. Изнуренные кони не шли. И татарские люди роптали.

Чубатый Тарас подошел к Макару и глухо проговорил:

– Все, Макар Дмитрич. Согни выю.

– Ты гни выю. Я же хоть один, хоть безлошадно, но побегу дальше!