Эптон Синклер - Зубы Дракона

Это была не просто любовь к себе. Это была любовь и к Ланни тоже. Она хотела помочь ему, она хотела заботиться о нем. Но эта «классовая борьба» встала между ними и сделала всё невозможным. Она оторвала его от нее и послала его навстречу опасности, увечьям и смерти. То, от чего Ирма и ее класс должны были быть защищены! Это было то, для чего предназначены деньги. Они обеспечивают спокойствие, привилегии и безопасность. Но Ланни хочет бросить все это. У него была сумасшедшая идея, что у вас нет права на деньги. И что, получив их, вы должны их презирать, отказаться от них и сломать те самые цели, для которых они существовали, и результаты, к которым ваши предки пришли с таким трудом! Если бы это было не безумие, кто мог бы найти правильное слово для этого?

Пока этот поединок продолжался, все светские приглашения были отменены. Ирма сослалась на сильную головную боль. Но так как эта болезнь её раньше не беспокоила, поползли слухи, что у Барнсов была ссора. Все старались угадать причину, но никому это не удалось. Только три человека были посвящены в тайну. Рик и матери двух ссорящихся. Рик сказал: «Я хотел бы помочь тебе, старина, но ты знаешь, что я известный человек в Германии, я писал статьи». Ланни сказал: «Конечно».

Что касается Фанни Барнс, она считала своим долгом прочитать Ланни лекцию о недопустимости оставления своей семьи из-за какого-то еврея или даже из-за всех сразу. Ланни, в свою очередь, считал своим долгом вежливо выслушать все, что его тёща хотела сказать. Он знал, что говорить с ней о «причинах» было бесполезно. Он просто сказал: «Мне очень жаль, мама, но я чувствую, что у меня есть непогашенные обязательства, и я должен отплатить их. Сделайте, что сможете, чтобы Ирма не унывала, пока я не вернусь». Это был довольно мрачное событие. Он мог и не вернуться. И он почувствовал, что для его тёщи это не будет совсем недопустимым решением проблемы.

Что до Бьюти, для неё не было ничего хорошего в этом кризисе. Полный ужас этого, казалось, парализовал ее волю. Она знала чувства своего сына по отношению к мальчикам Робинов, и что их нельзя подавить. Она также знала, что он подозревал, что ее обеспокоенность о счастье Ирмы было не таким уж бескорыстным. Мать не смела сказать, что было в глубинах её сердца. Её пугало, что Ланни может потерять свою ультра-драгоценную жену, если будет пренебрегать ею и так опрометчиво противоречить ей. И оставит ее из всех возможных мест на пороге лорда Уикторпа! У Бью-ти был нервный криз с реальной головной болью, но это не уменьшило сплетен и спекуляций.

Между тем, Ланни приступил к подготовке. Он написал Рахель, сделать фотографию Фредди такого размера, который используется в паспортах, и сразу выслать ему авиапочтой. У него на это были причины, о которых она могла догадаться. Он написал Джерри Пендлтону, быть в готовности приехать на грузовике в Германию и вернуть картины Дэтаза домой. Это было нетрудно, потому что туристический сезон был закончен, и Сериз могла управиться одна.

Ланни выдал своему другу Золтану чек на большую часть денег, которые он имел в банках Хеллштайна в Берлине и Мюнхене. Золтан переведёт эти деньги на свой счет, и, таким образом нацисты не смогли бы их конфисковать. Если Ланни понадобятся деньги, он мог телеграфировать, и Золтан мог выслать чек авиапочтой. Всегда сдержанный друг не задавал никаких вопросов, и, таким образом имел возможность сказать, что он ничего не знает об этом деле. Ланни рассказал ему о картинном бизнесе, который, по его мнению, он мог иметь в Мюнхене, и Золтан дал ему совет по этому вопросу. Размышляя над всеми этими вопросами в течение более чем года, Ланни был тщательно подготовлен.

Когда дело дошло до расставания, молодая жена Ланни и мать Ланни, претендующая быть молодой, не выдержали. И предложили поехать с ним. Но он сказал: «Нет». Никто из них не одобрил его миссию, и ничье сердце не лежало к этой неприятной задаче. И он не сказал чистую правду. Он устал от споров и волнений. А один из болезненных факторов брачных споров, это усталость от звука голоса другого, и осознание, что величайшим благом жизни является возможность тихо и свободно делать то, что считаешь нужным. Ланни считал, что сможет сделать эту работу сам, ему будет лучше думаться, если он не будет иметь оппозиции. Он сказал: «Нет, любимая» и «Нет, дорогая, я буду очень осторожен, и это не займет много времени».

Ярким и ранним утром, слуги Маржи Петрис уложили его вещи в его машину. И не без некоторого количества влаги на глазах и внезапной слабости, он отправился на паром до Кале, чье имя, как сказала королева Мария I Тюдор, было записано в её сердце, и которое, безусловно, оставило своего рода шрам на сердце Ланни. Он проехал от Меца до Страсбурга, чтобы меньше возиться с визами и таможенными декларациями. Какой славной казалась страна в последние дни июня. И какой одновременно несчастной, когда у Mi0geburt 2°4 природы развились лобные доли его мозга, что он мог создать новые и более страшные способы уничтожения миллионов других членов своего вида! «Мятежный сын природы» сбросил кольчугу, отбросил копья и боевые топоры, только за тем, чтобы взяться за бомбардировщики и нацистскую пропаганду.

Кровь миллионов французов и немцев оплодотворила эту почву и сделала её такой зеленой и приятной для глаз Ланни. Он знал, что во всех этих рощах и долинах были скрыты ужасные тайны линии Мажино, системы сложных и чрезвычайно дорогих укреплений, которой Франция рассчитывала предотвратить новое немецкое вторжение. Находясь в безопасности за этой баррикадой, французы могли использовать свой досуг, чтобы калечить и увечить других французов железными прутьями, вырванными из ограды красивого парка. Ланни пересек Рейн в месте, куда прибыла ребёнком Мария Антуанетта с эскортом из двух-трех сотен карет после долгого путешествия из Вены, чтобы выйти замуж за дофина Франции. Здесь вокруг были все виды истории, но путешественник не имел времени, чтобы подумать об этом. Его ум был занят историей, которую он собирался вершить.

Объезжая горный хребет Альп, оставляя в поле зрения его снежные пики, он въехал в город Мюнхен по долине небольшой речки Изар. Он остановился в отеле второго класса, не желая вызвать интерес газетных репортеров. Он также хотел иметь возможность надеть поношенный костюм, который привез с собой, и быть в состоянии пройти по городу, и, возможно, по городу Дахау, не привлекая к себе особого внимания. В полицейском участке он заявил о себе, как об искусствоведе, прибывшем с целью приобретения произведений искусства. Его следующим действием после этого был звонок некоему барону Цинсоллерну, которого он встретил на выставке Дэтаза и который имел много картин в своём доме. Этот джентльмен был общепризнанным нацистским сочувствующим, и Ланни планировал его использовать в качестве своей, так сказать, «копчёной сельди» [178] перен. отвлекающий маневр (сильно пахнущая копченая селедка использовалась, чтобы сбивать охотничьих собак со следа) . В случае провала это может посеять сомнения и смятение в нацистских умах, которые были далеки от совершенства.