Эптон Синклер - Зубы Дракона

Посетитель уселся в парусиновом кресле и протянул свои длинные ноги. Его взгляд блуждал от молодой жены к молодому мужу и обратно, и он сказал: «Вы сделали удачный выбор, Ирма, множество людей пытались погубить его, но им этого не удалось». Ланни первый раз в своей жизни услышал из уст своего красного дяди комплимент в чьей-то адрес. И оценил его соответствующим образом. Ирма поблагодарила говорящего, добавив, что она считает его заявление правильным.

«Я знаю», — заявил художник: «потому что я сам пытался испортить его».

— Вы бросили эту затею?

— Сейчас в этом нет никакого смысла, так как он женился на вас. Я верю в экономический детерминизм.

Ланни объяснил: «Дядя Джесс считает, что поведение всех и каждого обусловлено состоянием их кошелька. Но он сам является живым опровержением своей теории. Если бы он был фанатом своего кошелька, то рисовал бы портреты праздных богачей здесь на этом побережье. А он, вероятно, встречается с группой революционных заговорщиков где-нибудь в трущобах в Каннах».

«Я чудак», — сказал дядя Джесс. — «Природа рождает таких в меньшинстве, но любая формулировка социальных вопросов должна базироваться на поведении масс».

Так эта пара начала спорить. Ирма слушала, но ее мысли были заняты личностью человека. Кем он является на самом деле? Был ли он нелицеприятным и грубым, каким он казался в своих разговорах, или это была только маска, которой он скрывал свои чувства? Что же травмировало его и лишило его юмора в общении с людьми его круга?

Дискуссия продолжалась ещё довольно долго. Они оба, казалось, наслаждались ею, хотя и награждали друг друга язвительными эпитетами. На французском слово «оскорбление» (abuse) звучит как «injures», которое на английском означает раны, но вряд ли можно было сказать, что эти эпитеты могли ранить кого-либо из участников дискуссии. Очевидно, они уже слышали всё это раньше. Любимое определение Ланни своего дядя было «граммофон». Он проигрывает одну и ту же грампластинку, которая выдавала два старых надежных мотива. На одной стороне под названием «диалектический материализм», а на другой — «диктатура пролетариата». Эти длинные слова для Ирмы ничего не значили. «Он хочет отобрать мои деньги и разделить их между бедными», — думала она.

— «Как далеко это зайдёт и сколько времени это займет?» Она слышала, как отец говорил об этом, и это звучало убедительно.

Они много говорили о том, что происходит в России. Ирма была девятилетним ребенком в момент революции, но она много слышала об этом, а здесь, на Ривьере, она встречала русских, бежавших от ужасных большевиков только в том, в чём они были одеты. Говорят, что статный и изысканный на вид метрдотель в кафе был когда-то русским бароном, а танцовщица из ночного клуба была дочерью бывшего помещика. Но хочет ли дядя Джесс, чтобы во Франции и Соединенных Штатах произошло что-то вроде этого? Ирма пыталась убедить себя, что он на самом деле он так не думает. Но нет, он был решительным человеком, и на его лице часто появлялось беспощадное выражение. Можно было представить, что он готов стрелять в людей, которые стоят на его пути. Ирма знала, что он был уже пару раз «задержан» парижской полицией. Так что он представлял для них опасность. Видимо, он был готов заплатить любую цену за революцию.

Сейчас он рассказал, что принимает меры, чтобы стать гражданином Франции. Он жил без хлопот в стране в течение тридцати пяти лет. Но теперь оказалось, что «партия» хочет, чтобы он баллотировался в палату депутатов. Дядя Джесс создал себе репутацию, как оратор. Ланни отметил: «Они хотят, чтобы он наделал грампластинок для всей Франции».

Ирма, ощущавшая во всём финансовый расчёт, сразу подумала: «Он пришел, чтобы выставить нас на свою предвыборную кампанию». У Ланни нет много денег, так как его отец разорился во время кризиса. Ирма решила: «Я не буду помогать дяде Джессу, я не одобряю его». Она почувствовала власть своих денег во время кризиса на Уолл-стрите и училась наслаждаться ею.

Но есть и другая точка зрения на эти события. Может быть, было бы престижно иметь родственника в палате, даже если он был коммунистом! В этом она не была уверена и хотела знать больше о политике. Время от времени её посещала мысль о различных отраслях знания, и она решала заняться ими, но потом забывала, т. к. что это было сопряжено с большими трудностями. А сейчас говорят, что ей нельзя волноваться, потому что волнение может испортить ее молоко. Досадно превратиться в дойную корову! Но достаточно приятно здесь греться на солнышке, развлекаться новыми идеями.

Ланни, по-видимому, согласился со своим дядей. То, что русские делают, было важно, но для них. Спорный вопрос, случится ли то же самое во Франции, Англии и Америке. Ланни утверждал, что эти страны, являясь «демократиями», могут прийти к изменениям мирно. Он предлагал, что не надо никого обижать, вежливо обсуждать идеи и пусть победят лучшие идеи. Однако, дядя Джесс продолжал настаивать, что Ланни и его социалистические друзья помогают капиталистам обманывать рабочих, заманивая их ложными надеждами, заставляя их смириться с политической системой, купленной и оплаченной капиталистами. Ланни, с другой стороны, утверждал, что это Красные продают рабочих, пугая средние классы угрозами насилия и направляя их в лагерь реакции.

Дискуссия продолжалось, а молодая жена слушала её без эмоций. Брак был странным приключением. Вы вовлекаете себя во множество вещей, которые не могли предвидеть. Эти две самых эксцентричных семьи, Бэдды и Блеклессы! В собственную семью Ирмы входили только люди с Уолл-стрита. Они покупали и продавали ценные бумаги, они делали состояния и теряли их. И это казалось обычным и респектабельным образом жизни. Но теперь она оказалась в доме, полном красных и розовых всех оттенков, спиритических медиумов и религиозных целителей, фабрикантов оружия и еврейских спекулянтов, музыкантов, художников и артдилеров. Утром, открыв глаза, никогда не знаешь каких странных и новых созданий встретишь до наступления ночи. Даже любимый и милый Ланни, с кем Ирма была интимно близка, даже он вдруг стал чужим, когда стал разрабатывать свои схемы переустройства мира, Схемы, которые четко предусматривали его отказ от собственного имущества, отчуждение имущества Ирмы и уничтожение наследственных прав долгожданной и строго охраняемой Фрэнсис Барнс Бэдд!

Дядя Джесс остался на обед, затем пошел по своим делам. После короткого дневного сна, который врач прописал для кормящей матери, Ирма наслаждалась обществом отчима мужа, если есть такое название для этого странного семейного отношения. Мистер Пар-сифаль Дингл, новый муж Бьюти, пришел с виллы посмотреть на ребенка. Ирма хорошо знала его потому, что они были вместе на яхте прошлым летом. Он был религиозным человеком, и, конечно, без экзальтации относился к Красным и Розовым. Он никогда не спорил, и, как правило, не говорил, пока с ним не начинали разговор. Он интересовался только вещами, происходившими в собственной душе, и был бы рад рассказать о них, если его попросят. Он сидел у колыбели и любовался младенцем, а на его круглом ангельском лице было умильное выражение, Можно было бы принять их за двух младенцев, души которых находятся в полной гармонии.