Мика Валтари - Черный ангел

Но турки остановились сомкнутым строем на безопасном расстоянии, примерно в тысяче шагов от стен, и начали копать вокруг города сплошной ров, таскать камни и обносить свой лагерь палисадами. Лишь несколько янычаров подбежало к нашему рву и вызвало греков на поединок. Люди из императорской гвардии горячо просили василевса, чтобы тот позволил им блеснуть боевым искусством. И даже среди закованных в броню солдат Джустиниани нашлись такие, кто хотел помериться силами с янычарами: двуручные мечи против кривых сабель. Но Джустиниани строго-настрого запретил показывать тут пустую удаль.

– Времена турниров давно прошли, – сказал он. – Хорошему солдату незачем рисковать жизнью, отстаивая в бессмысленном поединке свою честь. Я приехал сюда воевать, а не играть в дурацкие игры.

Генуэзец холодно приказал лучшим стрелкам как следует прицелиться и устроить небольшой салют. Четверых янычар сразили стрелы и свинцовые пули. Остальных турецких воинов это нарушение законов чести и старых добрых обычаев привело в ярость. С пеной на губах они громко вопили, называя греков и латинян жалкими трусами, которые, лишь спрятавшись за стены, отваживаются стрелять в настоящих мужчин. Но когда погибли еще два янычара, остальные опомнились, подняли тела павших друзей и попытались унести их с собой. Теперь пули и стрелы сыпались со всех участков стены, и полегло много янычаров. Но постоянно подбегали все новые турецкие солдаты; не обращая внимания на опасность, они бросались подбирать трупы. Вскоре у стены не осталось ни одного погибшего; лишь несколько кровавых пятен алело на траве…

Пока турецкое войско копало рвы и возводило палисады, Джустиниани ездил вдоль внешней стены, пытаясь определить численность неприятельской армии. Янычар, которые встали лагерем вокруг шатра султана, было двенадцать тысяч. Это мы знали и раньше. И по меньшей мере столько же спаги, регулярной конницы. Джустиниани допускает, что количество относительно хорошо вооруженных, частично одетых в доспехи солдат регулярного войска достигает ста тысяч. К этому нужно прибавить еще столько же ополченцев, бедняг, которые по призыву султана присоединились к армии из религиозного фанатизма или в надежде на богатую военную добычу; тела их прикрыты лишь тряпками и лохмотьями, а вооружены эти люди – кто мечом, кто пращой. У некоторых ополченцев есть, кроме того, узкие, обтянутые кожей деревянные щиты. Лишь около четверти людей султана носят кожаную одежду, подбитую хлопком.

Турок устрашающе много, но Джустиниани считает, что боеспособность легковооруженных отрядов невелика. Поездка вдоль стен ничуть его не расстроила. Он лишь недоумевает, где же застряли знаменитые пушки султана.

Чтобы придать мужества защитникам города, император Константин, договорившись с Алоизио Диего, приказал морякам с венецианских галер промаршировать парадным строем, с развернутыми знаменами, по всей внешней стене – из конца в конец. Под звуки дудок и барабанов на ветру развевалась громадная хоругвь со львом святого Марка. Это был, без сомнения, серьезный дипломатический успех василевса, ибо султану недвусмысленно дали понять, что он находится в состоянии войны и с Венецией.

Еще до наступления вечера стало ясно, во что обошелся императору этот демарш. Константин в сопровождении личной охраны покинул Влахерны и разбил лагерь рядом с жилищем Джустиниани, у центральной части стены. В опустевший дворец прибыл венецианский посланник, за которым следовал венецианский гарнизон с присоединившимися к нему добровольцами. Вечером знамя святого Марка развевалось рядом с пурпурным императорским стягом. Таким образом весь прекрасно укрепленный район Влахерн находится теперь в руках венецианцев. Если городу действительно удастся выстоять в борьбе с султаном, то присутствие венецианцев во Влахернском дворце может иметь самые зловещие последствия.

Джустиниани и его закованные в броню воины, во всяком случае, занимают почетное место у ворот святого Романа, где должны будут противостоять янычарам. Джустиниани собрал сюда по меньшей мере три тысячи человек из своих лучших отрядов.

Так каково же, в таком случае, число защитников города? Это известно только императору и Джустиниани. Но генуэзец как-то обмолвился, что половина гарнизона размещена между воротами святого Романа и Харисия. Значит, защитников города, включая ремесленников и монахов, всего чуть больше шести тысяч? Не могу в это поверить. Одних только венецианских моряков – около двух тысяч, хотя часть из них и должна охранять порт и корабли. Поэтому думаю, что на стенах у нас – по меньшей мере десять тысяч человек, хоть едва тысяча из них – наряду с шестьюстами наемниками Джустиниани – полностью вооружена.

Скажем, десять тысяч против двухсот. И еще ведь не прибыли пушки султана и не появился его флот.

Зато после полудня со стороны Селимврии время от времени доносилось что-то вроде грозовых раскатов, хотя небо было чистым. С одного из синеющих в Мраморном море островов поднимаются вверх черные клубы дыма.

Ночью перед Селимврийскими воротами турки поставили колья с обнаженными и изуродованными останками тех, кто защищал Селимврию. Греки оборонялись там до последнего человека. Утром мы увидели сорок кольев и сорок трупов.

По слухам, дошедшим из Перы, султанский флот два дня безуспешно штурмовал эту последнюю византийскую сторожевую башню на островах Мраморного моря. Вчера командующий турецким флотом приказал обложить башню дровами до самого верха и сжег укрепление вместе со всем гарнизоном.

Греки умеют умирать за каждую пядь земли своей распадающейся империи.

На востоке – варвары, на западе – варвары. На границе двух миров защищается последний город Христа.

Не надеясь на помощь. Даже не мечтая о славе. Голые, обезображенные трупы, посаженные на колья и облепленные тучами мух.

Закованный с головы до пят в броню, возвышающийся над всеми, Джустиниани смеется, похожий на ходячую башню, с отекшим лицом и холодными глазами. Сегодня увидев защитников Селимврии, я почувствовал к нему ненависть.

Борьба наша безнадежна. У нас нет будущего. Даже если мы победим султана, Константинополь станет лишь мертвым городом под властью латинских варваров.

Никогда в жизни я не поддавался ненависти и фанатизму. Теперь они пылают в моем сердце всепожирающим огнем.

Воскресенье было спокойным. А в понедельник девять самых больших галер подошли к портовому заграждению и заняли там оборону. Ждем турецкий флот.

Длинные вереницы волов тащат огромные бронзовые пушки султана.

В тылу у турок бесчисленные стада поднимают тучи пыли. Рев скота доносится даже до наших стен.