Мика Валтари - Черный ангел

Мой восторг прошел. Я был вынужден вернуться на свой пост во Влахернах и явиться к Джустиниани. Я поцеловал на прощание свою молодую жену. Мысли мои были уже далеко. Я запретил Анне показываться в городе, чтобы ее там не узнали. Велел Мануилу слушаться ее и обещал прийти домой, как только смогу.

У ворот святого Романа пушки повредили уже не только внешнюю, но и большую городскую стену. После захода солнца ко внешней стене нескончаемым потоком движутся люди; они тащат бревна, кожи, корзины с землей и связки фашин, чтобы заделать проломы. Каждый может свободно выйти за пределы большой стены и добраться до стены внешней. Вернуться в город труднее. Джустиниани расставил караульных, которые хватают тех, кто пытается прошмыгнуть обратно, и заставляют всех пойманных отрабатывать лишнюю ночь. Латиняне Джустиниани измотаны обстрелом, который не прекращается с начала осады, и постоянными вылазками к большому пролому, где турки всеми силами стараются помещать ремонту стены. Большинство защитников города уже много дней не снимало доспехов.

Я описал Джустиниани морское сражение, рассказав о том, что видел своими, глазами, и проговорил:

– Победа генуэзцев привела венецианцев в бешенство. Ведь венецианские суда не отличились еще ни в одном бою. Стоят у заградительной цепи да прячутся от каменных ядер, которыми их обстреливают бомбарды султана. Ни чести, ни славы…

– Победа, – произнес Джустиниани, внезапно посерьезнев. – Единственной нашей победой является то, что мы сопротивляемся уже почти две недели. Но прибытие этих судов – наше величайшее поражение. До сих пор мы могли хотя бы надеяться, что папский флот вовремя подоспеет нам на помощь. Теперь мы знаем, что в Эгейском море нет ни одного корабля и в итальянских портах не снаряжают никакого флота. Христианский мир бросил нас на произвол судьбы.

Я возразил генуэзцу:

– Подготовку к такому морскому походу должны держать в тайне до последней минуты.

Джустиниани резко ответил:

– Чушь. Такой большой флот невозможно снарядить без того, чтобы до генуэзских капитанов не дошли хоть какие-то слухи. – Потом он устремил на меня грозный взор своих бычьих глаз и спросил: – Где ты был? Тебя целые сутки никто не видел во Влахернах.

Я ответил:

– День был спокойный, и я занялся своими личными делами. Ты мне больше не доверяешь?

Джустиниани проговорил обвиняющим тоном:

– Ты у меня на службе. Я должен знать, что ты делаешь. – Внезапно он приблизил свое лицо к моему, его щеки набрякли, а в глазах вспыхнул зеленый огонь. – Тебя видели в турецком лагере! – рявкнул генуэзец.

– Ты рехнулся?! – вскричал я. – Это подлая ложь, кто-то просто хочет погубить меня. Сам посуди, как я мог за сутки добраться туда и вернуться в город?

Джустиниани пожал плечами:

– Каждую ночь между Константинополем и Перой снуют лодки. И тебе это отлично известно. Подесту Перы можно подкупить, а тамошние стражники – бедные люди, которые не откажутся от лишней монетки. Не думай, будто я не знаю, что творится у султана. У меня есть там глаза и уши – так же, как у Мехмеда есть глаза и уши здесь.

– Джустиниани, – проговорил я, – ты должен мне верить – хотя бы ради нашей дружбы. Вчера был спокойный день, и я обвенчался с одной гречанкой. Но заклинаю тебя, сохрани это в тайне. Иначе я потеряю эту женщину.

Он разразился раскатистым смехом и, как прежде, хлопнул меня огромной лапищей по плечу.

– Никогда в жизни не слышал ничего более безумного, – заявил генуэзец. – Считаешь, что сейчас самое подходящее время, чтобы думать о женитьбе?

Он мне верил. Возможно, хотел лишь напугать меня, чтобы я признался, что делал, когда он потерял меня из вида. Но сердце мое тревожно сжалось, полное дурных предчувствий. Всю ночь в турецком лагере горели новые огни, а большие пушки, которые раньше обходились одним залпом за ночь, стреляли теперь каждые два часа.

Кошмарный день. Ночью турки подтащили к стене новые орудия и увеличили мощь своих батареи. Новый способ, которым они ведут обстрел, не стараясь теперь, чтобы ядра попадали в одно и то же место, уже дал прекрасные результаты. После полудня рухнула одна из башен большой стены возле ворот святого Романа. Вслед за башней обвалился и изрядный кусок каменной кладки. Пролом получился приличный. Если бы у турок были наготове необходимые для штурма отряды, они могли бы ворваться в город. От внешней стены в этом месте остался только временный палисад, который каждую ночь нужно возводить заново. Но турки, к счастью, ограничились тем, что послали в атаку пару сотен человек – да и то в разных местах. Воины султана уже не успевают подбирать погибших. У подножья внешней стены и там, где осыпался ров, лежит множество трупов. Воздух отравлен чудовищным смрадом…

Весь день до позднего вечера с обеих сторон велся непрерывный огонь. Султан приказал повсюду проверить стену на прочность. На холмах за Перой установил новые орудия, которые нацелены на корабли в порту. Выпущенные из этих орудий снаряды, пролетев над Перой, плюхаются в воду. В порту уже упало по меньшей мере сто пятьдесят каменных ядер. Когда венецианские суда отошли от заградительной цепи, чтобы укрыться от обстрела, султанские галеры попытались прорвать ее. Но греки вовремя подняли тревогу, и венецианцы вернулись, чтобы защищать заграждение. Им удалось повредить галеры так серьезно, что те обратились в бегство. Пока длилось это сражение, турки не могли стрелять с холмов за Перой, опасаясь попасть в собственные корабли. Три раза султанский флот безуспешно штурмовал заграждение.

Похоже, что Мехмед собрал все силы, чтобы отомстить за вчерашнее позорное поражение на море. Говорят, вчера вечером султан отправился верхом в порт Пелар и там собственноручно избил командующего флотом, колотя его по груди и плечам железным жезлом эмира. Главнокомандующий флотом Балтоглу, сам тяжелораненый, потерял в битве глаз а на флагманском корабле погибло двести человек, так что он лишь с большим трудом смог собственными силами выбраться из боя. Без сомнения, Балтоглу – человек отважный, но он не способен руководить всем флотом. Об этом свидетельствует вчерашняя неразбериха.

Султан хотел посадить Балтоглу на кол, но все капитаны турецких кораблей умоляли Мехмеда смилостивиться, наперебой превознося мужество главнокомандующего. И султан удовлетворился поркой… И вот, на глазах всего флота главнокомандующего били палками, пока он не потерял сознания. Балтоглу лишили также всего имущества и с позором изгнали из лагеря султана. И поскольку прежний главнокомандующий потерял глаз, богатство и честь, понятно, что султану теперь трудно найти человека, который взялся бы руководить соединениями турецких кораблей. Но во всяком случае, султанский флот уже не бездействует. Целый день он пребывал в движении, ничего, правда, так и не добившись.