Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

К Гетцену вышел капитан-исправник.

— А мы вас ждали через недельку, — зевая, доложил он Гетцену и развел руками, — так что потерпеть надобно.

— Шутить изволите, капитан, — резко сказал Гетцен, — люди без хлеба и в рвани шагают почти полгода.

Исправник и не такое видывал, сухо ответил:

— У меня, ваше благородие, бумага, встречать вас через недельку, вот через неделю — милости прошу, и подводы будут, и хлебушка раздобудем.

Между тем люди расположились на привал, из ближайших мыз подошли любопытные крестьяне — литовцы. Узнав, в чем дело, они обошли соседей, принесли, сколько могли, хлеба, похлебки.

Передохнув, взяв небольшой запас хлеба, колонна двинулась дальше. В Шяуляе наконец-то дали подводы. Едва выехали, внезапно начался дождь, похолодало, пошел снег. Многие обморозились, скончались тринадцать матросов.

— Сколь в штормах не сгинули, ядрам не кланялись, а нынче у родимого дома Богу душу отдали, — роптали матросы, а измотанные, обтрепанные, полуголодные офицеры угрюмо молчали. Как водится, виноваты оказались сами… матросы — почему, мол, оставили свои шинели в Шяуляе.

Обычно персоны, не принятые государем, отвергались высшим обществом сразу же. К ним не ходили в гости, их никто не принимал, при случайных встречах старались не замечать.

Вырвался как-то Сенявин в Петербург, его затащил Мордвинов. Не виделись они почти шесть лет. За эти годы Мордвинов совсем отошел от флотской жизни, но загорелся идеями реформирования финансов, устройства государства. Тому способствовали и установившиеся его дружелюбные отношения с любимцем Александра I Михаилом Сперанским. Сын сельского священника из-под Владимира, талантливый, образованный чиновник сделал по тем временам быструю карьеру при Павле I. Александр, взойдя на престол, приблизил его к себе, постоянно с ним советовался по вопросам реформирования в государстве. Сперанский увлекся идеей государственного переустройства на Руси, судебных реформ…

Мордвинов часто встречался с ним в Государственном совете, членами которого они состояли.

Общение с опальным адмиралом могло пошатнуть положение Мордвинова. Но он, всегда ставивший выше всего порядочность и к тому же человек независимого нрава, радушно приветил старинного знакомого.

После взаимных расспросов и долгих рассказов Мордвинов сам перешел к делу.

— К нам в департамент, Дмитрий Николаевич, поступил ваш финансовый отчет об экспедиции в Средиземное море, — начал не спеша Мордвинов. — Во-первых, позвольте вас укорить за то, что вы не дали мне знать своевременно. Наши чиновники мариновали его несколько месяцев, а я о том проведал недели две назад. Далее, должен заметить, что восхищен вашими точными и убедительными расчетами.

Сенявин по привычке с улыбкой отвечал на комплименты:

— Польщен вашей оценкой, но вряд ли уместна похвала в мой адрес. Я исполнил то, что положено мне по моей должности и обязанностям начальника — заботиться о подчиненных и нуждах их.

— Ведаю ваши заботы. Равно радеете об офицерах и матросах, но уж позвольте, — продолжал Мордвинов, — я знавал многих начальников, и через мои руки прошло немало финансовых дел. И почти все они имеют цель одну — прикрыть мошенников. У вас же все на месте и все видно, о людях печетесь.

— Дай-то Бог!

— Так что мы сегодня-завтра утвердим ваш отчет и подтвердим законность всех требований. Однако, — добавил Мордвинов, вздохнув, — должен вас предупредить — докладывать государю будет наш маркиз, потому надежд мало. Придется, видимо, вам еще не раз обращаться.

— Что поделать, Николай Семенович, нынче мы не в фаворе. — Сенявин будто спохватился: — А вас позвольте искренне поблагодарить за участие в моем семействе в прошлые годы.

Мордвинов замахал руками:

— Я, батюшка, не оскудел. Пустое.

Сенявин виновато улыбнулся:

— Только нынче долг вернуть вам невозможно, Николай Семенович. Ежели терпимо, пока не получу призовые деньги.

— О возврате мне не напоминайте, Дмитрий Николаевич, а коль понадобится еще, без околичностей прошу. — Помолчав, спросил: — Как семейство?

— Покуда терпимо, Николай Семенович. Левушка прихварывает, а вот Николеньку определять надумал в корпус. — Вспомнив что-то, он заторопился.

Мордвинов оставлял его отобедать, но он вежливо отказался:

— Я здесь ненароком, завтра уезжаю. Мне, Николай Семенович, надобно еще в Морской корпус заглянуть, к Петру Кондратьевичу Карцеву, по части Николеньки…

Карцов также без обиняков встретил опального товарища. Выслушал, обещал помочь.

— Ходатаев немало, особенно при дворе обитающих, однако для вас, Дмитрий Николаевич, не в зачет. Считайте дело улаженным. — Карцов хитровато сощурился: — Выберу момент, когда маркиз дремать будет, доложу ему нужные бумаги…

Вспомнили Ушакова.

— Нынче он в Тамбовской губернии, изредка весточку шлет, — рассказал Карцов.

— Кланяйтесь ему от меня.

Минул почти год со времени рапорта Сенявина…

Управляющий министерством военных и морских сил Траверсе среди других вопросов докладывал Александру:

— Ваше величество, департамент государственной экономии рассмотрел отчет по эскадре Сенявина.

— Ну и что же думают они? — Александр, равнодушно рассматривая тиснение на сафьяновой папке, недовольно поморщился.

— В департаменте решили, что претензии Сенявина подлежат удовлетворению.

— Вот как? — не скрывая раздражения, спросил Александр. — А что же Государственный совет?

Траверсе уловил недовольство Александра:

— Как ни печально, ваше величество, Совет утвердил общим собранием сие решение…

— И какие суммы причитаются этим воякам? — Александр перевернул лист.

— Суммы немалые, ваше величество, как изволите видеть, более двух миллионов.

Раздосадованный Александр отодвинул папку.

— В своем ли они уме! Казна совершенно пуста, как смог Государственный совет допустить такую нелепицу!

Траверсе втянул шею, молча пожал плечами, иногда лучше помолчать.

— В самом деле откуда вдруг и почему именно сейчас им нужно выплачивать?

Император лицемерил по привычке. Всему чиновному люду на Руси платили исправно, направо и налево разбазаривали казну на царские милости, сие было закономерно. Состоявшим же на службе у государства военным людям, жизнью платившим монарху за исполнение его повелений, можно и подождать.

Монарх размышлял, а в папке маркиза лежал еще один рапорт Сенявина. Прождав несколько месяцев, он с негодованием обратился к министру. «Я уверил команды, — взывал Дмитрий Николаевич, — что по прибытии в Россию долг мой будет пещись о возвращении им собственности их… Они мне верили и не только не роптали все время бытности за границею, но и по возвращении в Россию уже около 8 месяцев удерживаются просить им принадлежащего, конечно оставаясь в уповании на мое ходатайство».