Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

— Так он нынче в вице-адмиралах ходит?

— Государыня произвела его в заслугу скорой постройки отменных кораблей для флота. — И Иван рассказал, что нынче летом эти корабли спустились по Дону и надежно защитили отвоеванный у турок Азов.

Николай услышал и другие новости, но уже с берегов Невы. В июне из Кронштадта в Средиземное море для помощи восставшим против Порты грекам направится эскадра адмирала Спиридова [5] Спиридов Григорий Андреевич (1713–1790) — русский флотоводец, адмирал. Во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. командовал эскадрой и занял ряд греческих городов, одержал победу в Чесменском сражении (1770 г.). В 1771–1773 гг. командовал русским флотом в Архипелаге, возглавлял флот фактически во всей 1-й Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг. .

— Слыхивал, — продолжал Иван, — в следующую кампанию туда снарядят еще эскадру, беспременно буду проситься.

Пока братья беседовали, в углу горницы на диване возились мальчики: примеряли шляпу гостя, с любопытством разглядывали висевший на стуле морской мундир и лежавшую рядом шпагу, с ними рядом устроилась маленькая сестренка.

Со двора донесся яростный клекот сцепившихся петухов.

— Да ты, братец, вовсе куроводом сделался, — пошутил Иван.

— Поневоле им станешь, — грустно усмехнулся брат, — звание-то дворянское, а на деле гол как сокол. Сам знаешь, чуть ли не однодворцы мы.

Сенявины и в самом деле жили скромно. Из шести десятков крестьянских дворов в Комлеве им принадлежало менее десяти. Остальные находились во владении дальних родственников Сенявиных и семейства Зенбулатовых. Крестьяне Комлева жили бедно, кормились хлебопашеством и в урожайный год собирали сам-четверт.

Установившуюся тишину за столом нарушила молчавшая до сих пор жена Николая, Мария Васильевна:

— Мы, любезный Иван Федорович, крестьян-то наших не забижаем, да и много ли с них возьмешь. А забот прибавляется, дитятки-то растут, уму-разуму учить их надобно.

Иван встал из-за стола, подошел к ребятам, усадил рядом с собой на диване и стал расспрашивать. Оказалось, что старший, Сергей, умеет читать, писать и смыслит немного в арифметике. Младший, Дмитрий, читал по складам и выводил буквы алфавита. Морская форма явно нравилась мальчикам, а когда дядя Иван начал рассказывать о происшествиях из морской жизни, они зачарованно притихли и лишь сияющие глаза выдавали их волнение…

Братья засиделись до вторых петухов, вспоминая детство, прожитые годы. Иван рассказывал о морской жизни. Еще в бытность гардемарином привелось ему немало плавать, побывать в далеких заморских землях, повидать английские колонии в Вест-Индии. Слушая его, Николай и сам стал подумывать о службе на флоте. Рутинная жизнь в деревне порядком ему надоела, к тому же Иван посоветовал:

— Сие верный путь послужить еще Отечеству, да и хозяйство подправишь. Ежели Алексей Наумович приглашал, не отказывайся.

В конце концов Николай решился, и брат взял с собой его рапорт вице-адмиралу Сенявину с просьбой определить на службу во флот.

За ночь подморозило. Тусклым утром редкие хлопья снега лениво опускались на застывшие во дворе лужи. После завтрака Николай Федорович заложил бричку и подвез брата до уездного города Боровска.

Прощаясь с ребятами, дядя взял с них слово, что они одолеют грамматику и арифметику, ежели имеют охоту учиться на флотского офицера. Накануне вечером, наслушавшись его рассказов, они промеж себя уговорились идти в моряки.

Расставаясь на почтовой станции в Боровске, Иван рекомендовал брату не мешкая везти ребят в Петербург и отдать в Морской кадетский корпус. Сам он отправился в Воронеж, чтобы затем следовать в устье Дона к крепости Святого Дмитрия Ростовского, где назревала борьба с турками на море…

Возвратившись в Комлево, Николай Сенявин, не откладывая, решил позаботиться о сыновьях. Сам он был все время в хлопотах по хозяйству, часто бывал в разъездах. Жена хотя и была сметливой и расторопной, но не обладала большими познаниями. В ту пору в округе обретался приходский священник отец Козьма, который добросовестно обучал грамоте помещичьих детей. Ему-то и предложил Сенявин взяться за дальнейшее образование сыновей. Приход у отца Козьмы был небольшой, даяния скудные, а потому он с радостью принял предложение Сенявина. Спустя три месяца Сергей освоил, с грехом пополам, два первых действия арифметики. Дмитрий продвинулся в чтении и вечерами по слогам читал матери сказки.

Зима уже переломилась, когда пришло известие из Петербурга о том, что Николай Федорович зачислен на службу во флот и ему надлежит не мешкая отбыть в распоряжение вице-адмирала Алексея Сенявина.

— Ну, вот и слава Богу! — обрадовался Николай Федорович и, не откладывая, стал собираться в дорогу.

Сборы были скорыми, поскольку он весть эту с нетерпением ожидал не одну неделю.

Дети помогали, а когда сложили вещи, Сергей смущенно сказал:

— Как же, тятенька, обучение нам обещанное на морских служителей?

Отец потрепал его по голове, хитро подмигнул и весело ответил:

— Что обещано, то и сбудется, чай, с вами матушка остается, она все знает.

Вечером он наставлял жену, чтобы весной, как только сойдет снег, ребят везла в Петербург. Там в разных ведомствах служат дальние родственники Сенявиных, у них можно остановиться, и они же помогут определить детей в Морской корпус.

После отъезда отца Сергей и Митя каждый день с нетерпением ждали отца Козьму, чтобы наверстать упущенное. Прежде тот добросовестно учил ребят, но вскорости начались разные церковные праздники, и он наведывался лишь раз-два в неделю. К тому же батюшка слыл веселым человеком и не прочь был погулять лишний раз.

В начале апреля 1770 года, как только сошел снег на проселках, Сенявины отправились в дальний путь в столицу. По дороге они заехали в Москву к родственникам, которые жили в Хамовниках. Мать и раньше, почти каждую зиму, подолгу гостила у них, но в этот раз Сенявины уехали на следующий же день, едва отдохнув с дороги. В Москве, в некоторых слободах, появилась неизвестная болезнь, и, боясь за детей, мать поспешила покинуть первопрестольную.

Спустя три недели через Московскую заставу въехали они в Петербург. Крытый возок переваливался на ухабах, брызгая грязью. Ребята с любопытством смотрели по сторонам, но кругом лежали унылые огороды, прикрытые почерневшим снегом, топорщились поваленные заборы, да изредка виднелись одинокие покосившиеся деревянные домики. Затем навстречу стали попадаться полосатые будки, торчали рогатки, потянулись дощатые тротуары вдоль невзрачных слободских улиц. В приоткрытую дверцу возка вдруг задул свежий ветер с каким-то странным, незнакомым прежде, бодрящим привкусом.