Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

Над головой, по палубе, раздавался топот пробегавших матросов, пробили третьи склянки после подъема флага. Дядя продолжал рассказ:

— Накануне Чесмы, турок-то настропалили англичане с французами на войну с Россией, нам с адмиралом Григорием Андреевичем Спиридовым Адмиралтейств-коллегия препоручила корабли для Азовского флота сооружать. Спиридов потом водил эскадры в Архипелаг, турок сжег при Чесме, а мне выпало в Таганроге флот создавать. — Дядя помолчал. — Тесно ему там. Года четыре назад генерал-поручик Суворов присмотрел бухту прелестную, Ахтиарскую, на крымских берегах. Турок на берега те не допустил умело. Ныне крымские ханы распри устраивают, смуту в Новороссии сеют, возмущают татар. Князь светлейший Потемкин порядок там правит.

В открытую балконную дверь доносились крики чаек. Адмирал, тяжело ступая, подошел к Дмитрию.

— Теперь сам, братец, поразмысли, где ты будешь Отечеству надобен. Однако помни, что служба в тех краях нелегкая, не в пример здешней, под боком у Петербурга.

Как это бывает нередко на военной службе, все неожиданно переменилось и Дмитрию представился случай сделать выбор. Прибывший для смотра эскадры вице-президент Адмиралтейств-коллегии генерал Иван Чернышев приказал выделить для скорой отправки на Азовский флот пятнадцать самых расторопных мичманов. Прошел слушок, что служба там не сахар, все неустроено, нередко лихорадка, другие болезни косят людей, но Сенявин попросился одним из первых.

На следующий день Дмитрий навестил дядю.

Узнав новости, Алексей Наумович обрадовался, а Дмитрий сказал:

— По мне служба Отечеству в любом месте почетна, дядюшка. Не место человека, а человек красит оное.

Приятно удивленный, Сенявин-старший растрогался.

— Вот это по-сенявински! Зрелого мужа речи приятно слушать. — Он обнял Дмитрия, поцеловал. — Ступай же с Богом. Там служат добрые офицеры, и ты свою тропку прокладывай. Недалече время, флот Азовский образуется в Черноморский… По целине-то хаживать — не то что по проспекту. Синяки да шишки. Ан за битого двух небитых дают.

Во флотском экипаже Дмитрий неожиданно встретил прежних сослуживцев. На правом фланге строя матросов, отъезжающих с ним на Азовское море, стоял Тимофей Чиликин. Когда Сенявин принял рапорт квартирмейстера — так в те времена звался корабельный унтер-офицер по хозяйственной части — и подошел к Чиликину, голубые глаза того улыбались. Он тоже признал расторопного гардемарина с «Преславы».

— Здоров, братец, вновь служба свела нас, — добродушно сказал Сенявин.

— Здравия желаю, вашбродь! — блаженно улыбаясь, выпалил Чиликин, скосив сияющие глаза на соседей. — Безмерно рады мы встретиться с вами!

— Будет, будет, — слегка покраснев, ответил Сенявин.

Опросив матросов, он приказал распустить их, поманил пальцем Чиликина и спросил:

— А где же приятель твой закадычный, Петруха?

Чиликин, взгрустнув, ответил:

— Второй год, вашбродь, как разлучили. Он нынче кампанию плавает на фрегате «Проворном».— Чиликин вздохнул и, будто оправдываясь, закончил: — Мы-то с ним с одних мест, калужские…

— Вот как! — вскинулся удивленно Дмитрий. — Из каких же мест?

— С-под Боровска, вашбродь, моя деревенька Кутепово, а Петруха из соседней, Куровской. У баринов Радищевых мы состояли. Оттель с Петрухой и в рекруты нас враз отдали…

— Погоди, погоди, — теперь пришла очередь удивляться Сенявину, — так ведь это наш сосед по землям. Николай Афанасьевич Радищев. Стало быть, мы с тобой земляки?! — Сенявин удивленно повертел головой. — Видать, судьба свела нас не случаем…

Отпустив Чиликина, он в задумчивости вышел из казармы, и тут на него чуть не налетел мичман Лызлов.

— Вот так встреча! — воскликнул он, обнимая Сенявина.

Оказалось, что Лызлов тоже назначен на Азовскую флотилию, и это произошло очень кстати.

— Понимаешь, — пояснил Сенявин, — я матушку почитай лет семь-восемь не видывал. Надобно ее проведать. Сказывают, там неурядицы.

Лызлов непонимающе посмотрел на друга:

— Я-то чем могу тебе помочь?

— Мне команда матросов поручена, так я тебя прошу присмотреть за ними, а я заскочу на денек-другой к матушке, а затем нагоню вас.

Лызлов согласился, и Дмитрий на следующий день отправился в отчие места.

…Последнюю ночь в пути он бодрствовал. Светлые зори сменяли друг друга, не расставаясь, ночью было видно как днем. Вдоль дороги высились безмолвные сосны. Из лесной, чащи тянуло прохладой, позабытыми запахами смолы и хвои.

В Боровск приехали с первыми петухами. Торцовая с выбоинами мостовая в центре сменилась песчаной колеей. Околица Боровска незаметно, огородами, сливалась с комлевскими пустырями.

В доме еще все спали, и поэтому спросонья никто ничего сразу не разобрал, а когда полуодетая Мария Васильевна узнала сына, припала к нему и заплакала. Одним из первых появился комлевский священник отец Козьма. Увидев своего выученика, прослезился. Допоздна просидели они за накрытым столом, делясь новостями.

Дмитрий наотрез отказался спать в отдельной комнате. Устроился прямо на полу, недалеко от матери. Ночью всматривалась она в родные черты, изредка вытирая слезы. Не тревожила сына своей печалью. Последние два года приезжал в Комлево муж и, не таясь, добрую половину времени проводил в соседней деревне у молодухи Маруськи Беседновой, дочери отставного прапорщика. Да разве утаишь шило в мешке. Накануне отъезда, вечером, мать пригласила гостей. Когда изрядно выпили, отец Козьма подмигнул Дмитрию, и они вышли в сад.

— Слышь-ка, Дмитрий Николаевич, ты матушку-то приголубь да утешь. Супруг-то ейный, стало Николай Федорович, греховодил в Комлеве с одной девицей. Так она извелась. Токмо ты ей вида не подавай, так-то лучше…

Теперь только понял Сенявин затаенную грусть, которая появилась в глазах матери.

Едва они вернулись, Мария Васильевна повеселела. Она как раз рассказывала гостям, что верит в добрые приметы.

— Приметила я, мой Митенька, — продолжала она прерванный разговор, — почивает, закинув руки за голову. Сей знак добрый, и, сказывают люди, тому человеку в больших чинах предстоит хаживать. — И мать припала к сыну.

Сидевшие за столом оживились, заулыбались, а Дмитрий, обняв мать, засмеялся:

— Чему, матушка, быть, тому не миновать. Токмо приметам моряку не с руки судьбу свою вверять.

Он усмехнулся и вспомнил, сколько раз пришлось выслушивать от умудренных опытом, не робкого десятка моряков о разных приметах. Искренне верили они в них и свято соблюдали. У него это не привилось. Видимо; такой уж он бесшабашный, но до сих пор старался делать все просто, и все у него получается.

Выехал Сенявин рано, солнце еще не взошло, и к полудню был далеко от Комлева. В первых числах июля под самым Таганрогом нагнал Лызлова и свою команду.