Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

Пристыженный Сережа покраснел, насупился и замолчал.

Баба Настя повернулась к Нине и сурово произнесла:

– Немедленно ступай за родителями и без них не возвращайся!

Делать нечего, пришлась бежать в политехникум, разыскивать отца. Сорвав его с занятий, она сбивчиво поведала ему, что приключилось. Отец, разумеется, встревожился и первым делом о чем-то быстро переговорил с сослуживцами. Затем с дочерью за руку он вышел из техникума и направился совсем не в сторону школы.

– Папа, нам не туда! – пыталась остановить его Нина. – Нам же в школу надо!

– Сначала заглянем в одно местечко… – не стал вдаваться в подробности Яков Францевич. Местечко оказалось расположенной неподалеку стекольной мастерской. Нина не слишком прислушивалась, о чем там у отца шел разговор – что-то такое насчет надбавки за срочность, – но вскоре они вышли из мастерской уже втроем. Вместе с ними важно шествовал пожилой мастер, несший большой деревянный ящик с кусками стекла разных размеров и маленький ящичек с инструментами.

Пока Нина в присутствии отца выслушивала все, что думает дирекция школы о ее поведении, – припомнили и взорванную плиту, и регулярные драки, и пререкания с учителями, – Яков Францевич только кивал и обещал принять все необходимые меры, чтобы приучить ее к строгой дисциплине. Тем временем стекольщик раздобыл стремянку, снял пострадавший портрет со стены – к счастью, сама репродукция оказалась не поврежденной, – освободил раму от оставшихся осколков стекла и начал ее измерять.

Вскоре по коридорам школы прошелся дежурный учитель с бронзовым колокольчиком, звоном которого возвещалось начало перемены, и вестибюль наполнился учениками. Ребятня быстро столпилась вокруг стекольщика, держась немного поодаль, и наблюдала за священнодействием резки стекла. К тому моменту как тяжелый и для девочки, и для ее отца разговор был закончен, стекольщик уже взбирался на стремянку, чтобы водрузить сверкающий новеньким стеклом портрет на свое место.

К счастью для Нины, у дирекции школы хватило то ли здравого смысла, то ли уважения к заслугам ее дедушки и бабушки, то ли боязни выносить сор из избы, то ли всего этого вместе. Может быть, было учтено и то, что сам портрет не пострадал, а стекло удалось заменить в рекордно короткие сроки, но обошлось и на этот раз.

К концу года вернулась из Сибири мать, но радость встречи с ней была недолгой. Грянула советско-финская война, и военинженер 3-го ранга Анна Коновалова отправилась на фронт, проводить инженерную подготовку наступления. Яков же снова остался дома. Его заявление о восстановлении в РККА вернулось с пометкой «Оставлено без последствий».

Война на далекой границе с Финляндией не слишком была заметна в Ташкенте. Однако ее темное крыло задело и людей, живущих здесь. Все ждали вестей с фронта, а у кого-то в заснеженных лесах севернее Ленинграда воевали родственники или знакомые. Отец сначала никак не комментировал военные события, хотя Нина живо интересовалась ходом боевых действий. Конфликт на Халхин-Голе девочка пересидела с матерью на лагпункте, и эхом тех событий было, пожалуй, только обеспокоившее лагерное начальство, да Анну Коновалову тоже, сообщение о том, что пополнения рабочей силой в ближайшие три месяца не будет. Весь дополнительный спецконтингент бросают в Монголию, на строительство трассы Борзя – Баин-Тумэн для снабжения наших войск.

Отец, вероятно, опасался давать слишком много воли языку, высказываясь о конфликте с Финляндией. Да к тому же по газетам и по передачам радио было крайне трудно судить о действительном положении на фронте. И лишь когда стало ясно, что конфликт затягивается надолго, Яков как-то бросил в сердцах:

– Небось, как всегда, поперли напролом без подготовки, без нормального снабжения, вот и застряли на линии Маннергейма. Теперь же рядовой боец все эти просчеты своим горбом преодолевать будет. А, что зря говорить! – и, махнув рукой, он замолчал. Там была его жена.

Дочке эти слова царапнули по сердцу. Она ведь тоже не забывала о своей маме, сражающейся с белофиннами в снегах далекой Карелии. И если там так плохо, как думает папа…

Анне Алексеевне действительно приходилось нелегко. Ей пришлось принимать участие в разведывательных рейдах с целью выяснения состояния и расположения финских оборонительных сооружений на «линии Маннергейма». Большинство разведгрупп из таких рейдов не возвращалось.

Перед выходом в разведку Анна, пренебрегая маскхалатом, закуталась поверх тулупа в большой пуховый платок, связанный Елизаветой Климовной. Командир группы строго заметил:

– Товарищ Коновалова! Вы что же это форму одежды нарушаете? Демаскировать нас хотите?

– Так холодно же! – незлобиво отнекивалась Аня. – Да и платок тоже белый, как маскхалат. Так что не бойтесь, не демаскирую.

После нескольких попыток, видя, что упрямую бабу… пардон, женщину, не переспоришь, командир плюнул на дальнейшие уговоры, и уступил.

Группе так и не удалось остаться незамеченной. Уже на отходе их передвижение засек финский снайпер. Промахивался он редко, и выстрел за выстрелом состав группы уменьшался. К своим вышла одна Анна. Больше всего ее удивило то, что командование первым делом взъярилось на все то же нарушение формы одежды:

– Ты что, Коновалова, умнее всех быть хочешь? Это что же за командир Красной Армии в бабском платке? Какой пример ты подаешь военнослужащим? – и понесло…

Здешний особист тоже не преминул вставить свои претензии:

– Скажите-ка нам, товарищ военинженер 3-го ранга, как это так получилось, что вся группа погибла, а вы одна остались? А может, группа и не погибла, а? И как же это так вы из финского тыла выскочили, за какие такие заслуги они вас из своего расположения живой выпустили?

– Вас послушать, так лучше было бы, если бы мы всем там под пулями легли! – взъярилась Анна. – Ага, меньше бумаг писать надо было бы – только похоронки, но то уже была бы не ваш забота. Что, не так? Или мне прямо тут застрелиться для вашего успокоения, чтобы больше никаких вопросов не возникало?

– А ну осади, Коновалова! – прикрикнул на нее начальник штаба, хорошо представлявший, чем могут закончиться такие вот препирательства с особистами.

– Впустую собачитесь, – вдруг заметил из своего угла молчавший доселе старенький начальник разведотдела. – Ее платок этот самый и спас. Я так понимаю, на тебе полушубок да платок были и никакого маскхалата? – обратился он к разведчице.

– Верно, – кивнула Анна.

– Вот снайпер финский ее издаля и принял за местную бабу, которую наша группа прихватила. Потому и не стрелял.

Особист, покричав маленько для порядку, остыл. Ведь кого-то надо было посылать и в следующий разведрейд, правда?