Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

В обмороках был виноват не только голод, но и недосыпание. Помимо работы на заводе Нина ночами шила кукол из всяких остававшихся в доме обрезков и продавала их на базаре в воскресные дни, когда изредка получала в качестве поощрения выходной. Игрушек во время войны было днем с огнем не найти, и люди, имевшие продукты на обмен, могли себе позволить купить тряпичную куклу для любимого ребенка. Впрочем, был еще денежный аттестат Якова Францевича, но той тысячи с небольшим рублей, которые по нему перечислялись, могло хватить разве что на две буханки хлеба. Однако практически все деньги приходилось тратить не на еду, а на лекарства, без которых Анна Алексеевна уже обходиться не могла.

А вскоре синяков на лице у Нины еще прибавилось, и уже не от голода или недосыпания.

Девятнадцатого декабря 1943 года в Ташкенте было открыто Суворовское военное училище НКВД СССР. В Ташкентском СВУ должна была осуществляться подготовка преимущественно сыновей офицеров, генералов и вольнонаемных сотрудников войск и органов НКВД и НКГБ. Воспитанники училища снабжались по нормам довольствия боевых частей: борщ, белый хлеб, масло, вермишель, каши, натуральный сахар, а не сахарин…

Контингент в училищах собрался сложный. Кто-то за время войны привык к бесконтрольности, превратившись в самую настоящую шпану, кто-то имел привычку прятаться за авторитет родителей, иные, оторванные от привычного уклада жизни, испытавшие на себе все ужасы военного лихолетья, ожесточились. С дисциплиной в училищах было плохо, отчисления за недисциплинированность были обычным делом, но искоренить повадки «вольницы» было непросто. Вот со стаей таких непростых ребятишек и пришлось столкнуться Нине.

Училище разместилось напротив Кафановского парка, на углу улиц Шевченко и Стрелковой, – как раз мимо этого места нужно было пройти Нине, выходя с улицы Гоголя, по пути с завода домой. Однажды зимой, когда она спешила донести котелки с супом до больных мамы и бабушки, на девочку, спрыгнув с забора училища, налетела стайка суворовцев в черных шинелях.

Что за дело? Вот идет девчонка, одна. Почему бы и не развлечься, не покуражиться над ней вдоволь, да не наподдать напоследок, посмотреть, как она всхлипывает, размазывая по лицу слезы и сопли?

Суворовцы поначалу опешили от неожиданного отпора – они не знали, что столкнулись с Гюрзой, дравшейся с небывалым ожесточением и совсем не характерным для девчонки умением. И все же явное численное превосходство сытых, откормленных ребят, многие из которых были заметно старше Нины и тоже поднаторели в недетских драках, ставило ее в заведомо проигрышное положение. Но долго драться под самым забором училища воспитанники не решились, и Нина смогла продолжать свой путь, с фингалом под глазом и без супа, котелки с которым были безжалостно опрокинуты в снег.

Через несколько дней история повторилась. Идти в обход, делая здоровенный крюк, Нина не могла, – ей и так едва хватало времени обеденного перерыва, чтобы слетать домой и обратно на завод. Да и отступать она не привыкла. Поэтому в очередной раз она вышла с завода, прихватив с собой из ящика с браком немало металлических деталей. Дно головной части реактивного снаряда представляло собой диск с острыми гранями – и вот этими-то детальками девочка намеревалась отбиться от нападавших.

Снова наскочившие на нее суворовцы были встречены стальным градом – кому-то шинель смягчила удар, у кого-то кровь заливала рассеченное лицо, а кто-то схватился за глаз и завыл… Мальчишки в нерешительности остановились, а затем бросились наутек.

Вечером в доме Коноваловых появился воспитатель училища, средних лет майор с рукой на перевязи и с озабоченным хмурым лицом. Ему не составило большого труда установить, от кого его воспитанники понесли столь серьезный урон. Наличие в доме двух лежачих больных немного смутило его, но твердо спросил:

– Здесь ли проживает Нина Коновалова?

– Здесь, а в чем дело? – поинтересовалась Елизавета Климовна.

– И где же она? – не отвечая на вопрос, снова спросил он.

– Так где же ей быть? На заводе, смена-то еще не кончилась, – пояснила бабушка.

– И что она там делает? – продолжал вопросы майор.

– Работает, за станком стоит, что еще там делать? Приписала себе три года, да и пошла на завод, чтобы нас вон кормить, – заговорила из своего угла Анна Алексеевна. – А ночами не спит, кукол шьет, на базаре продает за крохи, только чтобы нас подкормить.

– Так сколько же ей лет? – удивился офицер с рукой на перевязи.

– Одиннадцать.

Майор уже не мог скрыть смущения, что, однако, не помешало высказать все, что он думает о хулиганском поступке Нины Коноваловой.

При виде самой Нины Коноваловой, вернувшейся с работы, когда на город уже опустилась ночная тьма, он смутился еще больше – видно, победителя своих юных воинов он представлял себе каким-то более грозным, что ли, но его негодования это не остудило:

– Ты что же наделала, шпана бессовестная? – не скрывал майор своего гнева и беспокойства за подопечных. – Ребятишки тут без родителей, многие и вовсе сироты, а ты их калечить взялась! Одного чуть вовсе без глаза не оставила – еще неизвестно, будет ли глаз видеть!

– Ребятишки? Сироты? – девочка чуть не задохнулась от возмущения. – Да ваши ребятишки хуже фашистов!

– Ты говори, да не заговаривайся! – взвился воспитатель. – Сама безобразничаешь, а суворовцев фашистами лаешь?

– А кто же они еще, как не фашисты? – Нина глядела на майора не волчонком – волком. – У меня отец на фронте, мать ранена под Москвой, вставать не может, бабушка со сломанной ногой лежит, я им поесть с завода тащу, а эти гады каждый раз, как мимо идти, специально караулят, набрасываются и все на землю выливают! Фашисты и есть! – убежденно заключила она.

Майор потемнел лицом, с усилием подавил какое-то готовое вырваться восклицание, затем откозырял, повернулся и вышел. На следующий день он появился снова и пригласил Нину с собой в училище.

Выстроив свой учебный взвод, он вышел перед воспитанниками вместе с девочкой. Многие начали переглядываться, но шептаться на глазах у воспитателя не решались. Некоторые из мальчишек были отмечены синяками, у двоих на лицах были марлевые наклейки, еще у одного была повязка на глазу.

– Что, узнаете эту девочку? – с нехорошим прищуром спросил майор. – И не стыдно вам, мужикам, было кодлой на одну девчонку нападать?

– Да-а, девчонка, – плаксиво протянул один из суворовцев, – вон, Мишке чуть глаз не выбила!

– Так, Приходько, а скажи-ка мне, зачем вы тут в училище оказались?

– Чтобы стать воинами Красной Армии! – бойко выпалил Приходько.

– Ну, а зачем же нужны воины Красной Армии? – допытывался воспитатель.