Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1

Ласточка, чуть всхрапывая, выбралась на другой берег, а с девушки, вымокшей почти до пояса, ручьями стекала вода. Но не время сейчас думать об этом! Вперед, вперед! Отыскав проем в ограде и протиснувшись с лошадью через кусты, Ева, сгорая от нетерпения, все же пустила лошадку шагом, пока не выехала на тракт, и лишь тогда припустила рысью. Отъехав с версту от дома, она остановила свою Ласточку, спрыгнула с седла и стала стаскивать с себя насквозь промокшее платье, уже заставившее ее заметно продрогнуть на прохладном ночном ветру. Теперь переодеться в сухое, обвязать вокруг себя шаль – и снова в седло!

Под утро она уничтожила все имевшиеся у нее запасы пищи, потому что в ее положении это был единственный способ хоть как-то согреться. При всех своих достоинствах костер юная графиня вряд ли сумела бы развести, даже если бы и догадалась прихватить с собой спички. Поев всухомятку – о питье она тоже забыла позаботиться – Ева снова тронулась в путь. Перемежая шаг, рысь и галоп, она сделала всего три короткие остановки и уже около часа дня подъезжала к дому лесничего.

Ей повезло дважды – во-первых, Франц Речницкий только что вернулся с объезда очередного участка, и, во-вторых, его не сопровождал никто из служащих. Направляясь от конюшни к крыльцу, он услышал знакомый уже перестук копыт и увидел знакомую всадницу – как и в прошлый раз, без шляпки, но теперь на ней были простое домашнее платье и пестрая кашемировая шаль, обмотанная вокруг тела и завязанная на поясе.

Призвав на помощь все свое самообладание, лесничий успел произнести лишь:

– Млада паненка не розумеет… – как тут же был сметен неистовым вихрем слов и действий, сопротивляться которым Речницкий, чья решимость уже была подточена семнадцатью днями терзаний, оказался не в состоянии.

Впоследствии он так и не мог вспомнить, что же говорила ему и что же делала в те минуты Ева, потому что способность воспринимать окружающее вернулась к нему только тогда, когда он обнаружил себя лежащим рядом с ней на смятых простынях, местами запятнанных красным, в окружении хаотически разбросанных предметов одежды.

– Ева… Любимая… – из враз пересохшего горла вырывался лишь хриплый шепот. – Они теперь знают, где искать. Настигнут – пощады не жди.

– Да… Они… Они могут… – похоже, у девушки горло пересохло едва ли не сильнее, чем у него самого. И тут же, в подтверждение этой мысли, Ева прохрипела:

– Пить…

Пожилой лесничий вскочил на ноги, схватил в соседней комнате, где у него был кабинет, графин с водой и стакан и, быстро наполнив его, протянул возлюбленной.

Эх, так бы всю жизнь смотрел, как она пьет – как ее чудесные сочные губы орошает прозрачная жидкость, как стекают капельки воды из уголков ее прелестно очерченного рта, как плавно колышется неповторимый изгиб ее нежной шеи, жадно поглощая влагу… И если скользнуть взглядом по этой бархатистой коже дальше… Но, нет, нельзя, невозможно. Иначе он никогда не сдвинется с места. А надо спешить!

– Милая… Обратного хода нет! – Франц успел глотнуть прямо из горлышка графина, плюнув на любые условности. – Теперь нам обоим надо непременно скрыться отсюда. Если мы не хотим пропасть зазря, надо немедля собираться и бежать. Все бросаем и оставляем прежнюю жизнь позади! Обратного хода нет! – настойчиво повторил он.

Восстание 1863 года и последовавшая ссылка (к счастью, без лишения права возвращения) многому научили Речницкого. Пока шляхетна паненка приводила себя в порядок и пыталась что-то изобразить из своего платья, с которым они только что обошлись совершенно бесцеремонно, лесничий торопливо сносил в коляску самое необходимое – смену одежды, немного еды в дорогу, два ружья, две лошадиных попоны, – затем достал документы и все свои сбережения. Снова, как уже было однажды, он запрягает свою лошадь в пролетку и точно так же привязывает сзади за уздечку вороную трехлетку, но путь их теперь лежит совсем в другую сторону.

– Ты понимаешь, что мы с тобой натворили? – спросил Франц возлюбленную, помогая ей залезть в пролетку.

– Понимаю, – ответила та без тени рисовки. – Теперь нам всю оставшуюся жизнь придется убегать и прятаться.

– Ну и стоило ли так ломать себе судьбу? Я что – я уже на закате дней. А у тебя все только начинается!

– Стоило! – твердо ответила Ева, положив голову любимому на плечо. – Даже ради одного часа – и то стоило! Если я сейчас отдам жизнь за этот час, я умру счастливой.

Франц подавил вздох и заботливо проговорил:

– Пожалуйста, ляг на дно коляски и закройся попоной. Чем меньше глаз тебя увидят, тем будет лучше для нас.

Остановив коляску на безлюдном кордоне – Речницкий хорошо знал свое хозяйство и был уверен, что сегодня сюда никто не должен наведываться, – лесничий спрятал Еву в доме, а ее Ласточку в конюшне. Сам же он отправился на пролетке к главному лесничему Беловежского удельного лесного округа. К счастью, тот был еще у себя в кабинете. Запутав своего начальника рассказом о свалившемся на него наследстве от давно уже забытых дальних родственников, он взял расчет и поспешил обратно к девушке.

После четырех часов пополудни они миновали Хайнувку, а еще через три часа пути, одолев двадцать семь верст, увидели вдали окраины Бельска. Здесь Франц Иванович решил остановиться только на ночлег. Но с платьем Евы что-то надо было срочно решать. После всех приключений ее одежда выглядело весьма непрезентабельно и в то же время сразу выдавала в ней птицу высокого полета. Но одна-то портняжная мастерская дамского платья в Бельске уж точно должна была найтись…

– Дорогая, в твоем платье, несмотря на его теперешний вид, каждый признает в тебе шляхтянку. Нам придется переодеть тебя в мещанку. А чтобы не возникало вопросов, мы найдем хороший предлог для такого переодевания… Но вот сможешь ли ты изобразить простую горожанку? – усомнился он.

– Раз ты считаешь, что так нужно, я очень постараюсь, – серьезно ответила графиня Потоцкая.

– Хорошо, – кивнул Франц. – А теперь мы превратим твое платье в нечто такое, что очевидно требует замены. Скажем, что коляска опрокинулась и ты свалилась в канаву. И это будет почти правда – потому, что в канаву ты сейчас точно угодишь! – с подобием улыбки на лице попытался пошутить Речницкий.

Извалять платье в грязной канаве оказалось достаточно простым делом, и в Бельск Ева въехала, с полным основанием стыдливо прикрываясь лошадиной попоной.

Франц первым делом отыскал корчму с постоялым двором поприличнее, ибо в гостиницу соваться ему не хотелось. Затем, переговорив с хозяином, срочно отправился на поиски дамского мастера по портняжной части. Таковой, само собой, в городишке сыскался, но по позднему времени сидел дома и был очень недоволен, когда его побеспокоили. «Красненькая» за беспокойство, однако, сразу переменила его настроение, а когда Франц Иванович объяснил свою нужду и пообещал добавить сверх обычной цены еще столько же за срочность, он стал сама любезность и не поленился лично прибыть на постоялый двор, чтобы снять мерку с пани.