Александр Золототрубов - Опальный адмирал

— Как служба, моряк? — Василевский пожал ему руку. — Николай Александрович по-прежнему тебя опекает?

— Булганин, скажу вам, Александр Михайлович, флот не очень-то жалует. Не любит он моряков.

— Когда я был министром, тоже не очень-то тяготел к военным морякам. Выходит, и я не люблю флот?

— С вами я мирно решал все вопросы, особенно в годы войны, — улыбнулся Николай Герасимович. — Как начальник Генштаба вы всегда оказывали мне поддержку. Помогли и в сорок седьмом, когда вождь освободил меня от должности главкома. Меня тогда назначили по учебной части. Если не секрет, с кем вы говорили обо мне?

— Разумеется, просил не твоего крестника. У Сталина я был…

— Я об этом догадывался.

Горячим выдался у главкома февраль. И все же ему удалось побывать на могиле командира крейсера «Варяг» Руднева: 9 февраля страна отмечала 50-летие со дня героического подвига русских моряков{Героический подвиг русских моряков — во время Русско-японской войны в неравном бою с японской эскадрой у Чемульпо 27 января (9 февраля) 1904 г. экипажи русского крейсер «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» потопили их, не желая сдать корабли врагу.}. В селе Савино Заокского района Тульской области возвышался массивный постамент с чугунной плитой, на которой было написано: «Здесь похоронен легендарный командир крейсера «Варяг» Руднев В. Ф. 1855–1913 гг.» У подножия могилы — морской якорь. На могилу великого русского патриота пришли трудящиеся Москвы и Тульской области, представители Министерства обороны и Военно-морского флота, бывшие моряки крейсера «Варяг». С волнением говорил о своем командире его ординарец квартирмейстер 1-й статьи Чибисов, рассказавший о том, как проходил морской бой, как сражались его товарищи и как смело действовал на мостике капитан 1-го ранга Руднев. Даже раненный в голову, он не сошел с мостика и руководил боем. Было что сказать и сыну Руднева — Н. С. Рудневу. «Моему отцу была дорога честь русского моряка, и я им горжусь!» — заключил он.

Людей было немало. Ярко светило солнце, лучи его дробились на чугунной плите, казалось, что это отблески пламени того памятного морского боя.

Чувство сопричастности к подвигу героев «Варяга» долго держало в напряжении Николая Герасимовича. Едва он вошел в свой кабинет, как ему позвонил писатель Аркадий Первенцев.

— Что так поздно, Аркадий Александрович, я уже собрался домой. Хотел вас с утра поздравить, да не смог.

— С чем? — послышалось в трубке.

— Читал вашу публицистику «Нет, не погиб «Варяг». Меня она до слез тронула. Вы правильно подметили, что, творя героическую историю, моряки «Варяга» были потрясающе просты в своем подвиге. Они свято исполняли свой долг, не думая о том, что кому-то из них в последний раз светит солнце. Да, хорошая статья. Вы бы роман о «Варяге» написали! Я еще до войны зачитывался вашим «Кочубеем».

— Пока не созрел для романа о «Варяге», — ответил Первенцев, — хотя материал собираю. Недавно встречался с моряками «Варяга». Одному из них, старшему трюмному машинисту Семенову восемьдесят лет, другие чуть помоложе, им под семьдесят. Живая история! — Первенцев помолчал. — Задумал я новый роман о теперешних моряках и хотел бы с вами кое-что обговорить. Можно будет?

— Приезжайте ко мне вечерком, хорошо?..

В марте проходили выборы в Верховный Совет СССР, и Кузнецову пришлось встречаться с избирателями. На одной из встреч мичман с орденом Красного Знамени на груди спросил его:

— Товарищ адмирал флота, а правда, что вас после войны судили?

В груди Николая Герасимовича кольнуло сердце. В зале повисла напряженная тишина, все ждали, что он скажет. А ему так не хотелось ворошить прошлое! Но отвечать надо, и он глухо заговорил:

— Это правда, что меня судили, а вместе со мной еще троих заслуженных адмиралов. — В горле у него пересохло от волнения, лицо сначала выразило легкое замешательство, но потом стало каким-то неприступным. — Но это был суд без чести! Позже нас реабилитировали. — Голос у главкома окреп. — Да разве могли мы навредить родному флоту?! Ведь флот — наша жизнь…

Затем были еще вопросы, и один из них задел Николая Герасимовича за живое:

— Никита Сергеевич Хрущев поддерживает вашу программу строительства большого, океанского флота?

— Я понимаю вашу тревогу, вы бывший моряк, минер с эсминца, вам, как и мне, хочется видеть наш флот могучим, океанским. К сожалению, программа еще не утверждена…

С Хрущевым у Кузнецова отношения не сложились, в его судьбе Никита Сергеевич сыграл роковую роль. В сентябре 1954 года советская правительственная делегация во главе с Хрущевым побывала в Китае. На обратном пути в Москву Хрущев, Булганин и Микоян посетили Порт-Артур и город Дальний, где заслушали сообщения военного командования. Командующий войсками Дальневосточного военного округа маршал Малиновский и адмирал флота Кузнецов давали Хрущеву пояснения. На Тихоокеанском флоте проводились учения, и Хрущев, как и говорил главком ВМС, решил присутствовать на них.

В море вышли на крейсере «Калинин». Погода выдалась штормовая: дул ветер, корабль сильно болтало, крутые волны заливали палубу. Некоторых армейских генералов укачало, они разошлись по каютам. Но Никита Сергеевич чувствовал себя хорошо, все время был на мостике и на предложение Кузнецова отдохнуть в каюте, пока крейсер не придет в заданную точку, ответил дерзко и, как показалось Николаю Герасимовичу, с обидой:

— Я морской болезнью не страдаю и прибыл сюда не отдыхать, а работать!

Хрущев в бинокль наблюдал за морским «боем». Над водой висел белесый туман. Ветер подхватывал космы брызг и бросал их в лица моряков, несших вахту на верхних боевых постах. Но вот наконец корабельные орудия открыли огонь по деревянному щиту и с первых же выстрелов поразили его. Хрущев, глядя на стоявшего рядом главкома ВМС, сказал:

— Конечно, корабельные артиллеристы попали в щит, потому что им никто не мешает вести прицельный огонь. Но ведь щит, изображающий противника, не способен маневрировать, как это сделал бы корабль в бою?!

Кузнецов пояснил, что стрельбой по щиту комендоры отрабатывают точность попаданий, на что Хрущев ответил:

— В настоящем бою все будет по-другому…

В море экипажи кораблей действовали на боевых постах усердно. Однако Хрущев, слабо разбиравшийся в военно-морском деле, стал критиковать действия командиров «охотников»; эти корабли, по его словам, «выпускали гарь и дым, издавали шумы, направляя торпеды в цель с очень близкого расстояния».

— У «охотников» нет торпед, Никита Сергеевич, — заметил Кузнецов. — Они ищут подводные лодки противника, а когда обнаружат, атакуют их глубинными бомбами. Сейчас они бомбят противника условно.