Александр Золототрубов - Опальный адмирал

— Адмирала на допросах били?

— Боже упаси, вы что, Николай Герасимович?!

Разговор прервала «кремлевка». Берия снял трубку с аппарата.

— Лаврентий, ты что-то затянул дело с адмиралом Левченко. Он признал свою вину?

— Полностью признал, хотя потрепал нам нервы.

Кузнецов громко кашлянул, и на другом конце провода Верховный услышал этот шум.

— Кто там у тебя, Лаврентий? — послышалось в трубке.

— Я позже вам доложу, товарищ Сталин.

— Ты что, оглох? — рявкнуло в трубке. — Я спрашиваю, кто там у тебя?

— Нарком флота адмирал Кузнецов.

— Пришел проведать своего любимчика? — хохотнул Сталин. — Я чего тебе звоню? Посмотри, сколько у тебя в тюрьме сидит военных чинов, и когда ко мне придешь, дашь список. Ясно? Жуков просит, а ему поддакивает Шапошников, освободить некоторых генералов, а я о них ничего путного не знаю. Глядишь, и проявят себя на фронтах войны. Нам с тобой от этого только польза.

— Будет сделано, Коба, — вырвалось у Берия, но он тут же поправился: — Извини, Иосиф…

Кузнецов поднялся с места.

— Пойду к себе, Лаврентий Павлович. Меня ждут люди с фронта.

— Может, чайку попьете? — предложил Берия. — У меня он с гранатовым соком. Тонус поднимает. А?

Кузнецов резко произнес:

— На том свете будем чаевничать. — И, рванув на себя дверь, вышел.

— Упекут Левченко в лагеря, — угрюмо сказал Кузнецов, вернувшись в наркомат. — Что делать — ума не приложу.

— Все так серьезно закрутилось? — насторожился Галлер.

— Очень серьезно! Я был у Берия, и он назвал Гордея Ивановича предателем и сообщил, что Левченко свою вину полностью признал.

— Просите Верховного, ему дано право миловать, — посоветовал Галлер. — Вы же к пяти вечера идете в Ставку?..

Кузнецов приехал в Кремль пораньше. Поскребышев сказал, что Верховный не в духе, пьет чай, там у него Микоян.

— Я на минутку, Александр Николаевич? Очень уж надо…

— Давайте, но я вас не видел…

Сталин, казалось, опешил, когда увидел в кабинете наркома ВМФ. Не успел он что-либо произнести, как Кузнецов шагнул к столу, за которым сидел и Микоян, и с ходу заговорил:

— Я очень прошу вас, товарищ Сталин, не судить адмирала Левченко. Не все у него было гладко на фронте, не везде ему сопутствовали удачи, но человек он честнейший, предан военному флоту и сделает еще для него, а следовательно и для Родины немало полезного. Если бы вы назначили его командовать войсками Крыма раньше, он бы не оплошал…

У Сталина потемнели глаза, сквозь зубы он произнес:

— У меня только что был генерал Василевский, он тоже просил за адмирала Левченко. Это вы надоумили его?

— Никак нет, с Василевским я на эту тему не разговаривал.

— Даже Шапошникова втянули в это дело, тоже ходатайствовал за Левченко. Ишь ты, ходоки! Скажите, а зачем вы ходили к Берия? Вам что, делать нечего?

— Я, товарищ Сталин, к Берия ходил не чай пить, хотя он и предлагал мне, — твердо проговорил Николай Герасимович и до боли в пальцах сжал кулаки, чтобы не «загореться», тогда все пойдет насмарку. — Я нарком Военно-морского флота, Левченко — мой заместитель, и как его начальник я обязан знать, в чем его обвиняют. Это мое командирское право, такое же, как есть у вас право требовать с меня. Да и вы как-то нам говорили, что если мы знаем своих людей как честных и преданных, надо стоять за них горой. Вот я и был у Берия вроде той горы.

Микоян, до этого молчавший, усмехнулся, потирая ладонью усы.

— Гора становится равниной, если любишь друга, — молвил он.

— Да, адмирал Левченко мой друг, и я за его судьбу в ответе.

— Чему вы радуетесь? — жестко спросил Сталин. — Друг… Вы не очень-то заступайтесь. — Он повел пальцем перед лицом наркома. — Мы вам не позволим защищать предателей.

— Если вы так ставите вопрос, то я готов уйти с поста наркома! — Эти слова сами по себе вырвались из уст Кузнецова, но он об этом ничуть не пожалел.

— А вот это уже зря, Николай Герасимович, — осадил его Микоян. — В такое время, когда враг стоит у порога столицы, когда льется кровь защитников под Севастополем, когда Северный флот сражается с армейцами против фашистов и камни плавятся от огня, вы ставите чуть ли не ультиматум. Что вас беспокоит? То, о чем заявил Берия, еще не истина. Товарищ Сталин и сам сумеет разобраться, в чем виновен Левченко.

Глядя на Кузнецова, Сталин грубо бросил:

— Мы разжалуем вашего любимчика! А теперь можете идти!

«Лучше, чем лагеря», — легко вздохнул нарком и, толкнув двери, вышел.

— О, да вы белый как стена! — тихо произнес Поскребышев. — Вот так одна минутка! Что там за шум был? Я же говорил вам, что Он не в духе. Он и маршала Шапошникова отчитал, чего с ним никогда не было.

— Ладно, я пошел, — махнул рукой Кузнецов. Ему было о чем подумать.

— Это вам. — Адъютант протянул наркому листок.

Вице-адмирал Октябрьский телеграфировал ему, в копии маршалу Шапошникову: «Докладываю, что я никуда не перехожу из Севастополя. Севастополь крепко держим, будем держать, как приказано, а я этим руковожу… В связи с прибытием на Кавказ Рогова, Исакова, которые помогут начштабу ЧФ в руководстве флотом на Кавказе, я прошу в данное время никуда меня не переводить из Севастополя и поскорее решить вопрос оказания Севастополю более крупной поддержки».

— Наконец-то Октябрьский понял, где его место. — Кузнецов отдал депешу адъютанту. — Пошлите ко мне Галлера.

Левченко вошел в кабинет наркома, ощущая, как гулко стучит сердце. Сколько он пережил, и все время «мотор» дает о себе знать. «Ладно, Гордей, только без слез», — сказал он себе. Кузнецов оторвался от бумаг, порывисто встал и пошел ему навстречу.

— Рад тебя видеть, Гордей Иванович. — Нарком кивнул на кресло. — Садись. Что у тебя, рассказывай!

— Меня сняли с должности заместителя наркома ВМФ и разжаловали до капитана 1-го ранга. — Левченко попытался улыбнуться, но из этого ничего не вышло. — Направлен в ваше распоряжение.

Какое-то время Кузнецов молчал.

— Я не согласен с решением Ставки, — наконец заговорил он. — Еще когда ты получил назначение, я сказал Верховному, что наши войска в Крыму уже отступают и вряд ли Левченко их остановит, у него для этого нет таких сил. Ты улетел в Керчь, а следом Сталин послал маршала Кулика. Но… — Нарком развел руками. — Чуда не произошло. Куда желаешь ехать? Может, на Северный флот, к Головко?

— В Севастополь. — Левченко сжал губы. — На любую должность, только бы туда, в самое пекло.

— Черноморский флот исключается, — отрезал нарком. — Сталин так решил, говорит, штрафнику там нечего делать. Давай на Балтику! Там тоже горячо, да и Трибуц к тебе хорошо относится. У него есть должность командира Ленинградской военно-морской базы.

— Согласен, — кивнул Левченко.