Александр Золототрубов - Опальный адмирал

— Ну что ж, голубчик, служба прежде всего! — Шапошников встал, чтобы проводить его, но жена возразила:

— Боренька, ты бы лег отдохнуть, а то почти два часа вы беседовали о делах фронтовых.

Она мягко улыбнулась. В ярком свете электрической лампочки ее лицо было бронзовым, а в глазах горели маленькие желтые огоньки.

— Хорошо, Машенька, я прилягу. — Борис Михайлович взглянул на своего коллегу. — Спасибо, Николай Герасимова, что зашли к нам. У меня сейчас весело на душе: все-таки Красная Армия потихоньку, но бьет фашистов и продвигается вперед. Правда, немцы постараются взять реванш за свое поражение под Сталинградом, но где они начнут скапливать войска, чтобы нанести удар, пока неясно. Я предполагаю, что они начнут боевые действия где-то в центре России, скажем, в районе Орла и Курска. Но поживем — увидим. — Он весело хохотнул. — Будет время — забегайте проведать нас. А Верочке кланяйтесь. Мудрая у вас жена…

— Не жалуюсь, — улыбнулся Николай Герасимович.

Кузнецов заехал в Генштаб, чтобы выяснить один вопрос у начальника Генштаба маршала Василевского. Тот встретил наркома в приемной.

— Вы далеко, Александр Михайлович? — спросил Николай Герасимович.

— Хозяин вызвал. У него маршал Жуков, и надо решить ряд проблем по передислокации двух армий и нескольких резервных стрелковых дивизий. А вы откуда?

— Ездил к наркому Носенко, он дает мне еще пятнадцать тральщиков, — сказал Кузнецов. — Немцы бомбят Волгу, там нередко горят суда с нефтью, а она так нужна нам…

— Волгу держи на прицеле, — предупредил наркома Василевский. — Секретарь Сталинградского обкома Чуянов при мне трижды звонил Сталину. Как бы он не вызвал тебя в Ставку. Немцы что-то замышляют.

— Об этом мне только что говорил маршал Шапошников. Я был у него дома. Кажется, ему сейчас легче, болячка поутихла.

— Я часто советуюсь с ним по военным делам, а вот выбраться к нему домой, проведать и не выберу часок, — признался Александр Михайлович. — Он мой учитель и таковым останется до конца моей жизни… — Маршал вздохнул. — Пожалуй, к себе я вернусь не скоро. Приходи ко мне завтра утром, часов в семь, сможешь?

— Приду.

На том и расстались. «Чудесный человек и весьма талантлив как военачальник», — подумал о Василевском Николай Герасимович.

Он быстро набросал на листке вопросы по Волге, которые поставит в Генштабе; видимо, надо будет поговорить и о создании речных флотилий, их штате, опять же, хватит ли для этих целей кораблей и моряков, наверное, снова придется ехать к наркому Носенко…

Кузнецов выпил стакан нарзана, затем сел за стол и позвонил по ВЧ Головко. Ему ответил дежурный по штабу флота.

— Где комфлот? — властно спросил нарком.

— У союзников на крейсере «Шеффилд», его пригласил на борт корабля командир охраны конвоя. Тут у нас американский транспорт сел на мель у острова Кильдин.

— И что же, сняли его с мели?

Дежурный по штабу ответил, что сразу не сняли, хотя и пытались. Пришлось разгрузить, а уж потом в работу включились буксиры.

— Мы стараемся обеспечить безопасность каждого союзного конвоя, — резюмировал дежурный по штабу.

Кузнецов долго молчал.

— Вы меня слышите, товарищ нарком? — спросил дежурный по штабу.

— Слышу, — отозвался нарком. — Я удивлен, как энергично вы защищаете своего командующего. Что ж, это неплохо. А что в Мурманске?

— «Юнкерсы» бомбили порт, очень сильно бомбили, товарищ нарком, один транспорт с танками затонул у причала, но мы уже начали поднимать их, вовсю работают подъемные краны, — вновь послышался в трубке голос дежурного по штабу.

— Поговорим об этом, когда я приеду на флот, — ответил Кузнецов. — Передайте комфлоту, чтобы позвонил мне, когда вернется в штаб!..

На всех фронтах бои по-прежнему не утихали, и это больше всего угнетало адмирала Кузнецова. Лишь в середине марта 1943 года обстановка изменилась в нашу пользу. Красная Армия все активнее теснила врага, нанося по нему ощутимые удары. Потерпев поражение в районе Волги, Дона, Северного Кавказа, противник отошел на линию Севск — Рыльск — Сумы — Ахтырка — Красноград — Славянск — Лисичанск — Таганрог. И вчера, когда нарком ВМФ был в Ставке, Сталин говорил, что после того как Красная Армия перешла в контрнаступление под Сталинградом, и до сего мартовского дня наши войска в общей сложности разгромили, более ста вражеских дивизий.

— Врага мы крепко побили. — Верховный окинул взглядом сидевших в кабинете. — Но он еще не разбит, и нам нужно проявлять бдительность, чтобы не дать себя обмануть. Что меня волнует? — продолжал он. — На Юго-Западном фронте идут тяжелые бои. Немцы, как это очевидно, хотят взять реванш за поражение под Харьковом. Маршал Жуков сейчас находится на Северо-Западном фронте у маршала Тимошенко. Войска этого фронта вышли на реку Ловать и готовятся форсировать ее. Но из-за ранней оттепели в этом районе как бы не пришлось прекратить наступление. Как видите, нам есть чем гордиться, но есть чем и огорчаться. — Сталин, как обычно, прошелся вдоль длинного стола и остановился рядом с наркомом ВМФ. — Я хотел бы отметить, что флот принял самое активное участие в прорыве блокады Ленинграда. Как и в годы революции, балтийские моряки проявили героизм. В этом им не откажешь. Но вы, товарищ Кузнецов, и ваш Главморштаб, видимо, так обрадовались нашим победам, что допускаете серьезные промахи на Волге.

Кузнецову стало не по себе, и это заметил сидевший рядом с ним Микоян.

— Это я сообщил товарищу Сталину, что ослаблена охрана главной водной магистрали страны, — негромко сказал он Николаю Герасимовичу. — Не чувствуется там твердая рука командующего флотилией. Вы же прекрасно знаете, что от перевозок бакинской нефти по Волге во многом зависят наши успехи в борьбе с гитлеровскими войсками. Сейчас армии и флоту требуется особенно много топлива.

Микоян хотел сказать еще что-то, но его перебил Сталин:

— На днях в ГКО мы обсудим вопрос о судоходстве на Волге. Немцы часто и сильно бомбят реку, забрасывают ее минами, стремятся уничтожить как можно больше судов с нефтью, чтобы ослабить наступательный порыв Красной Армии. Это уже вопрос политический…

«Упрек в мой адрес справедливый, — подумал нарком. — И я, и Главморштаб ослабили внимание к Волге. А как быть с командующим флотилией? При обороне Сталинграда Рогачев много сделал, хотя флотилия и понесла ощутимые потери. Он смел, решителен, однако не научился мыслить масштабно, глубоко анализировать события. Слабо организовано на флотилии траление фарватеров, нет четкости в работе гидрографов, не закончена прокладка новых фарватеров, хотя эти работы начались давно. А разве нельзя увеличить число тральщиков? Тут важна личная инициатива. Нет, Рогачева надо менять». Еще более Николай Герасимович укрепился в этой мысли после того, как адмирал Галлер доложил ему, что на Волге, между Астраханью и Горьким, подорвались на немецких минах три судна с бакинской нефтью. Трое суток на реке горело топливо, пожар озарял все окрест. Об этом стало известно Ставке. Туда вызвали наркома речного флота…