Валентин Пронин - Царь Саул

Магаха был сластолюбив. Самых красивых пленниц он решил оставить на последующие два дня, чтобы позабавиться с ними до продажи. Но сегодня он пригласил к себе своих жён-амаликянок.

Ночь подходила к концу. Тьма дрогнула и посинела, разрывая паутины черноты и безмолвия. А охотники уже бесшумно подползали к задремавшим у костров стражам амаликского лагеря.

Лишь только побледнел восток, начался приглушённый гул, сопровождаемый сдавленными криками и случайным звяканьем металла. И вдруг страшный вой и грохот обрушились на спящий лагерь… Что за звериный рёв и дикие вопли понеслись над пустыней? Откуда эти метавшиеся между шатрами сотни людей, блестящая медь доспехов и удары копий?

Из шатра в шатёр бешено метались воины Добида, пронзая тела амаликцев копьями, круша черепа палицами, кромсая человеческое мясо мечами. Добид ворвался в шатёр царя. Навстречу ему, размахивая кривым кинжалом, бросился широкоплечий человек в зелёном халате. Это и был Магаха, такой же рыжебородый, как его двоюродный брат Агаг, убитый пять лет назад у алтаря разгневанным Шомуэлом.

Большим железным мечом Галата Добид отсёк Магахе правую кисть и пронзил грудь бросившегося на помощь амаликского воина. Схватившись левой рукой за окровавленную культю, Магаха пытался бежать. Эшраэлиты торжествующе повергли его на ковёр, заваленный трупами.

— Перевяжите ему руку и охраняйте, он мне нужен, — торопливо приказал Добид и кинулся в соседний шатёр. Там визжали и рыдали жёны Магахи. Некоторых наскоро насиловали воины ибрим.

— Где пленницы из Шекелага? — крикнул Добид, убивая на ходу одну из амаликянок, замахнувшуюся ножом.

— Они только что выбежали из шатра… Оставь нам жизнь, — плакала красивая девушка с длинными светлыми косами, звеня браслетами и монистом.

— Кто ты? — на мгновение остановился Добид.

— Наложница царя, рабыня-пелиштимка…

— Хетт, я дарю её тебе, — сказал Добид. — А сейчас за мной. Ни один амаликец не должен уйти. Хиян, где твои лучники?

— Они достают стрелами тех, кто пытается убежать на верблюдах, — ответил зифей и резко повернувшись, звякнул тетивой. Стрела пробила горло амаликцу, уже сидевшему на верблюжьем горбу.

— Добид, господин мой! — с таким воплем повисла на шее мужа Абиге, похудевшая, чумазая, в разорванном платье.

— Где Ахиноам и мой сын? — Добид едва вырвался из объятий жены, покрывающей поцелуями его одежду и доспехи.

— Я покажу… Скорее… — Абиге подняла с пола копьё и, внезапно рассвирепев, нанесла удар в грудь раненому амаликцу, стоявшему на коленях перед Хеттом. Хетт только что оглушил врага дубиной. Но довершила его мщение Абиге, повторно ударившая амаликца копьём. Красивый молодой воин со смолистой бородкой и высокими бровями посмотрел на Абиге молящим взглядом. Внезапно он улыбнулся бледными губами и хотел что-то сказать, но Абиге в третий раз ударила его копьём. Амаликец упал лицом вниз и больше не двигался.

— Это кто? — спросил Хетт светлокосую пелиштимку, указывая на убитого. Ярость красавицы Абиге показалась ему довольно странной.

— Старший сын царя Магахи. Он её… — Хетт схватил пелиштимку за косы, вытащил из шатра и убил ударом дубины.

Резня среди амаликского лагеря и рядом с ним постепенно прекращалась. Две сотни амаликцев были сразу убиты во время сна. Остальные успели проснуться и схватить оружие. Но сопротивление их оказалось разрозненным, хотя отдельные воины бились яростно, с отчаяньем обречённых.

Добид, Абиге, Хетт и Абеша быстро разыскали шекелагских пленниц. По счастливой случайности, Ахиноам с ребёнком, другие женщины и дети содержались в обозе, в самой середине амаликского лагеря. Когда раздались первые крики о помощи и рёв ворвавшихся эшраэлитов, они забрались под повозки, накрылись кожами и тряпьём.

Крики радости, слёзы счастливых детей и женщин, освобождённых мужьями, отцами и родственниками, смешивались с последними рыданиями и стонами амаликцев. Добид приказал уничтожить всех. Сейчас не оставалось времени разбираться с пленными. Надо было накормить и создать охрану для своих.

Неожиданно возглавила лагерь, устроила порядок и обеспечила сохранность имущества, увезённого из Шакелага, прекрасная Абиге. Она успела умыться, сменить одежду и поговорить с Добидом.

Абиге надела поверх женской туники амаликский кожаный панцирь, алый кидар одной из жён Магахи и, опоясавшись мечом [73] Опоясаться мечом (библейское выражение) — надеть пояс, с прикреплёнными ножнами для меча. , не выпускала из рук копьё. Ей помогали три её служанки и пятеро легко раненных воинов, которых Добид оставил Абиге в помощь. Кстати, остающихся воинов предупредили.

— Если кто-нибудь не выполнит приказа госпожи Абиге или посмеет возражать, — сказал надменно Абеша, — то после моего возвращения его ждёт смерть.

— Я тоже это обещаю, — добавил Хетт, зная нравы эшраэлитов, которые могли счесть за оскорбление подчинённость женщине. Один из них всё-таки попробовал открыть рот, но Абеша прервал его.

— Ты бы служил усердно жене царя? — спросил строптивца знатный юдей, начиная злиться.

— Царя?.. Жене царя-то конечно…

— Считай, жена господина нашего Добида и есть царица. Забыл, что Добид помазан на царство первосвященником Шомуэлом? Не говори лишнего, а то тебе отрежут язык.

После наведения порядка и перенесения лагеря на новое место, подальше от разлагающихся амаликских трупов, Добид дал воинам короткую передышку. Во время этой передышки к нему привели бледного от потери крови царя Магаху. Царь озирался по сторонам, как зверь, попавший в охотничью западню.

— Если ты укажешь, где находятся отряды, грабящие Юдею, я оставлю тебе жизнь, клянусь богом, — сказал Добид. — Если откажешься, тебя будут поджаривать на угольях всю ночь. А я всё равно найду амаликские отряды. Выбирай.

— Раз твой бог победил наших богов, сопротивляться бесполезно, — опустив голову, тяжко вздыхал Магаха. — Амаликцы сейчас осаждают Бет-Эль, гуляют по Рамоте, в Кинане и Рахале, и в городах Кенейских. А может быть, уже дошли и до Хеброна.

— Понятно, — раздумчиво произнёс Добид, строя в уме планы новых воинских уловок. — Абеша, скажи, чтобы этого злобного негодяя зарыли в песок по шею. Пусть он проживёт ещё, пока голова его испечётся на солнце или её расклюют стервятники.

— Ты же поклялся богом оставить душу в моём теле, — заплакал Магаха, — а теперь нарушаешь свою клятву…

— Разве я приказал тебя убить! — сделал удивлённое лицо бетлехемец. — Ты можешь прожить столько, сколько позволят тебе твои боги. Всё равно у тебя осталось мало времени. Рука твоя уже издаёт дурной запах, будто дохлая мышь, а лечить её никто не собирается. Да и, скажи честно, достоин ли долгой жизни начальник войска, предавший своих воинов? А мой бог меня простит, ибо я обманул не единоверца, а нечестивого язычника. Сделайте, как я сказал, — кивнул он Абеше и Хетту, которые с жестокой готовностью потащили закапывать в песок амаликского царя.