Валентин Пронин - Царь Саул

Беременная юная женщина, на цветущем лице которой и предположить нельзя было иное лицо — исплаканное, мертвенно-бледное, с застывшим ужасом амаликского набега, — спросила Добида:

— Не грех ли испытывать бога? Останься. Вдруг Всевышний разгневается на тебя и твой сын родится сиротой. Мне останется только вопить, стенать и рвать волосы на голове своей… И проклинать час своего рождения… Потому что наводнения не могут потушить любви, и реки не зальют её огня, мой возлюбленный муж и господин…

Добид ласково усмехнулся и пошутил:

— Ты, возлюбленная моя, молода, мила и красива. Ты, голубица моя, не останешься одна. Многие, может быть, не пожалеют украшений и ценного имущества, чтобы привлечь тебя в свой дом…

— Если кто-нибудь давал бы все богатства дома своего за любовь, он был бы отвергнут с презрением, — обидчиво сказала Ахиноам и, заплакав, ушла в шатёр.

Добид и Абеша целый день преодолевали крутизну спусков и подъёмов. Переходя опасные расщелины, они протягивали друг другу посох для удобства и устойчивости. Прислушиваясь к любому шороху и звуку каменных осыпей, старались различить: не прячется ли поблизости сторожевой пост царя, не пробираются ли тайно его разведчики.

Однако воинство Саула не особенно соблюдало осторожность. Смелые путники издалека услышали невнятный гул и отзвуки разговоров. В промежутках гор, в темнеющих углублениях и на поверхности скал, словно красные маки среди весенней пустыни, цвели огни дальних костров.

— Это лагерь царя Саула, — произнёс Абеша с ненавистью. — А за той горой, что взгромоздилась, будто бурый медведь, другой лагерь. Там начальником зять царя Адриэль, человек всегда недовольный и раздражённый. А жестокостью славен не меньше Абенира или самого царя.

— Знаю. — Добид подумал: не выдаст ли его Абеша, чтобы вернуть благоволение царя? Но он отогнал эту мысль и решил полностью положиться на бога. Ведь он пришёл к лагерю Саула и подвергает себя опасности именно для познания божественной воли.

Конечно, ни Добид, ни его спутник не могли знать происшедшего здесь некоторое время тому назад.

Кто-то из воинов царского элефа обнаружил неподалёку укреплённое селение. Там среди бедных хижин, сложенных из камней, жила община пастухов и охотников. В этот день, несмотря на приверженность жителей единому богу Ягбе, они праздновали и пировали по поводу ублаготворения какого-то пастушеского баала. К тому же одновременно с общим торжеством отмечалась свадьба сына старейшины селения, называвшегося Нагале-Гахаш.

Узнав, что близко от их селения находится лагерь царя, зифеи возликовали. Они даже забыли о смерти трёх соплеменников. Но вспомнили о справедливом решении царя наказать своих копейщиков, обидевших девушек. По приказу местного старейшины, в лагерь Саула отвезли на десяти ослах большие бурдюки с хмельным молочным напитком.

Саул и Абенир отнеслись к зифейскому дару с подозрением. Поразмыслив, Абенир приказал своему рабу Язару выпить чашу молочного напитка, который оказался приятным на вкус и слегка кружил голову. Воины ибрим, привыкшие к виноградному вину, тоже сначала похмыкивали не без сомнения. Впрочем, многие облизывали пересохшие губы и вздыхали. Абенир велел зифеям самим пить из каждого бурдюка. Приведшие ослов пастухи с удовольствием исполнили повеление начальников. Абенир решил подождать до вечера, чтобы удостовериться — умрёт Язар или нет.

Раб остался живым, зифеи тоже. А Язар попросил ещё одну чашу, чтобы окончательно убедиться в безвредности зифейского пойла.

Тут уж воины рассердились и закричали, что согласны опорожнить дарёные бурдюки. Стали пробовать. Повеселели, завели шутливые разговоры, начали даже петь. Выпили и сотники. Ну а затем не удержались Ард, Доик, Абенир и царь Саул.

Бурдюки с ослами и благодарностью отправили обратно в зифейское селение. Саул наградил старейшину, послав ему два бронзовых котла, тридцать топоров и ножей, египетский лук со стрелами да ещё зимнюю накидку с красной полосой по подолу и подбоем из белой шерсти.

С наступлением ночи воинство царского элефа повалилось и захрапело. Кое-как назначив ночных часовых, улеглись сотники, за ними Ард и Доик. А в своём шатре, посреди лагеря, крепко заснули Абенир, царский оруженосец Бецер и обычно мучимый бессонницей царь Саул.

Костры догорели. Четверо ночных патрулей, не в силах бодро прохаживаться, сели и задремали. Собак в лагере не было. Их никогда не брали в военные походы, чтобы не нарушать лаем скрытности передвижения войска. На шатры опустилась тьма.

И тогда две лёгкие тени, неслышно ступая, скользнули между шатров. Они приблизились к шатру царя, осторожно заглянули в него и вошли. Слабый блеск звёзд проникал через приоткрытую завесу у входа.

Саул лежал на спине, крепко смежив веки и слегка похрапывая. У ног его, подложив под щёку обе руки, сопел Бецер. Спал и Абенир, бдительно положив ладонь на рукоять меча.

В головах Саула стояло копьё, прислонённое к кожаному боку шатра. Слегка отсвечивал железный наконечник и золотая чеканка у его основания — в виде узорчатого кольца.

— Враг твой в твоих руках, — еле слышно прошептал Абеша. — Позволь мне пригвоздить его к земле этим копьём. И убежим.

— Поднявший руку на помазанника божьего не останется неотомщённым. — таким же тихим, как дуновение, шёпотом ответил Добид. — Если захочет, бог накажет царя за его грех. Меня же да не попустит совершить беззаконие. Я заберу копьё, а ты возьми сосуд с водой у изголовья. — Они взяли сосуд, копьё и исчезли из лагеря.

Поутру, только посветлело небо над фиолетовыми горами и поблекли ночные тени, только показался оранжевый веер лучей от невидимого солнца, как в лагере загрохотали бубны и барабаны. Воины вскакивали и хватали оружие. С обнажёнными мечами прибежали к царскому шатру Ард и Доик.

Завеса шатра была отброшена могучей рукой царя. Всклокоченный и бледный Саул огромными шагами ворвался на середину лагеря. За ним мчался Абенир с мечом, а Бецер с окованной палицей.

Царь метался по лагерю, как взбешённый зверь, рыча и пиная всё, что попадалось ему под ноги. Широко распахнутые чёрные глаза Саула смотрели с выражением злобы и ужаса. Воины шарахались в стороны. Соратники, сверкая отточенными мечами, бежали за ним.

— Где он? — хрипло вопил царь, потрясая тяжёлыми кулаками. — Кто-нибудь его видел?

— Э-э… — донеслось издалека. Все головы в лагере повернулись в том направлении, откуда слышался голос.

На большом расстоянии от лагеря, на вершине плешивой горы стоял Добид с копьём Саула и медным сосудом, сиявшим при солнечном свете, как золото. Установилась мёртвая тишина в чистейшем утреннем воздухе. Каждое слово бывшего царского зятя было отчётливо слышно.