Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

— Сегодня великий день в вашей жизни, — сказал растроганный доктор, — а для меня очень грустный день. Горько думать, что мы так долго вас не увидим.

— А я надеюсь, мы скоро с вами увидимся, — отвечал ему Колберн, хотя печальный тон его голоса плохо согласовался с его словами. Он был бледен, глаза его лихорадочно блестели после бессонной ночи. — Уверен, что скоро увидимся, — повторил он еще раз.

Единственным его шансом вернуться к мисс Равенел был скорый конец войны; он жаждал его и свою надежду, как свойственно то совсем молодым людям, поддерживал верой. Правда, тогда почти все северяне были уверены, что дольше года война не продлится; что великая армия, формируемая на берегах Потомака, будет непобедимой в бою; что Мак-Клеллан без всяких хлопот подавит мятежников. Должно быть, во всей Баратарии только полковник Картер, да еще Равенел, да немногие закоснелые сторонники демократической партии держались иного взгляда.

— Куда направляют вас, мистер Колберн? — спросила Лили с живым интересом.

— Сказать по правде, не знаю. Приказ в закрытом конверте. Полковнику велено вскрыть конверт через сутки после того, как мы выйдем в море.

— Безобразие! Кто это выдумал! — возмутилась молодая особа. Она была любопытна, и ей не терпелось узнать, поедут ли северяне в ее родной город.

— Вернее всего, мы едем в Вирджинию, — предположил Колберн. — Очень надеюсь на это. Там будет решающий бой, и я хочу в нем участвовать.

Бедный Колберн! Он словно признался, что хочет пасть мертвым в великом сражении. И как ошибался он, думая, что в этой войне будет только один решающий бой.

— Куда бы вас ни послали, — вмешался доктор, — везде вы будете к месту, как друг человечества и патриот. Верю, вас ждут победы. Уверен также и в вашем личном успехе. Полковника Картера, конечно, произведут в генералы, и вы займете тогда его нынешний пост. Но если даже вы ничуть не продвинетесь в чине и вам не дано будет отличиться на поле сражения, все равно вы участвуете в замечательном деле и можете рассчитывать на благодарность потомков. Я завидую вам от души, завидую тому гордому чувству, с которым вы пройдете по жизни.

— Спасибо вам, сударь, — откликнулся Колберн, не найдя что ответить еще в такую минуту.

— И если представится случай отправить письмо, не забывайте о нас, — вставила Лили, не очень раздумывая, что говорит, после чего, спохватившись, залилась ярким румянцем. В своем нетерпении поскорее узнать, когда вторгнется Картер в Луизиану, она сказала нечаянно лишнее.

Узнав, что он может послать ей письмо, Колберн расцвел в благодарной улыбке.

— Разумеется, — разъяснил доктор, — не забудьте мне написать, как только прибудете к пункту своего назначения.

Колберн ответил, что так и сделает, но с меньшим восторгом, чем минуту назад. Было ясно, что ни при каких обстоятельствах он не смеет адресовать свои письма мисс Лили.

— Теперь я должен проститься с вами, и да хранит вас господь, — сказал он со вздохом, протянув девушке руку и при этом побледнел (так утверждали, во всяком случае, присутствовавшие в гостиной почтенные дамы).

Мисс Равенел подала ему руку и тоже переменилась в лице, но не побелела, как он, а вспыхнула ярким румянцем.

— Возвращайтесь живым и здоровым, — тихо сказала она.

Она была исполнена столь откровенно дружеских чувств, что не заметила даже, какую силу любви, какую горечь отчаяния вложил он в свое, всего только две-три секунды длившееся рукопожатие. Она осознала это попозже, по прошествии часа, поняла, заливаясь румянцем, что это значило, но опять не почувствовала ни любви, ни досады.

— Храни вас господь! Храни вас господь! — повторял растроганный доктор. — Не забывайте, пишите почаще. Всего вам хорошего.

Прощание оказалось мучительным и совсем непохожим на то, о каком он мечтал, и Колберн, сказав в извинение, что ему еще нужно проститься с друзьями, откланялся за полчаса до отправления поезда. В дверях он столкнулся с входившим в отель полковником.

— Последнее «до свидания», не так ли? — осведомился Картер в своей обычной грубовато-беспечной манере. — Тоже хочу попрощаться с этим милым семейством. Увидимся в поезде.

— Слушаю, сэр, — кратко ответил Колберн. На душе у него было сумрачно, как в февральскую вьюгу, и он зашагал вниз по улице на вокзал, не для того чтобы увидеться там с какими-либо друзьями, а просто желая выкурить наедине сам с собою сигару, не принесшую, впрочем, ему утешения.

— Счастлив, что вас застал, — воскликнул полковник, уловив Равенелов в момент, когда они уже покидали гостиную. — Мисс Равенел, я примчался, рискуя нарушить свой воинский долг, чтобы иметь удовольствие или, вернее сказать, несчастье проститься с вами.

Доктор поежился, слушая эти речи, но тут же заверил полковника, что рад его видеть. Алея, как пышный розан, Лили вернулась в гостиную, хоть доктор и сделал попытку остаться в холле, чтобы тем сократить свидание. Столкнувшись с неповиновением дочери, он решительно перехватил инициативу в беседе и добрые десять минут разглагольствовал о блестящих проводах Десятого Баратарийского, о том, как долго еще продлится война, и о различиях в характере северян и южан. Все это время Лили сидела недвижно, на манер молодых француженок, не произносила ни слова, но таила, быть может, тем временем очень опасные мысли. Под конец полковник решительно вырвался из объятий отца и обратился к дочери:

— У вас нет для меня, мисс Равенел, даже дружеских слов на прощание?

— Чего вы хотите, — возразила она, — когда вы идете войной на мою родину? Но я не желаю вам худа.

— Благодарю и за это, — сказал он серьезнее, чем у него было в обычае. — Я предпочел бы, конечно, чтобы вы пожелали мне скорой победы, как если бы я воевал и за вас. Но, может быть, так оно именно и обернется. Если замыслен захват Нового Орлеана, а это не исключается, то, возможно, вы скоро вернетесь домой.

— О, я была бы тогда почти счастлива. И почти согласилась бы с тем, что цель может иной раз оправдывать средства.

— Так позвольте надеяться, что мы с вами скоро увидимся, там или еще где-нибудь, — сказал, вставая, полковник.

Он говорил с ней сегодня и серьезнее и внимательнее, чем за все предыдущее время, ее рука дрогнула в его сильной мужской руке, и она опустила глаза под его настойчивым взглядом, в котором впервые, как ей показалось, прочитала нечто особое, обращенное лично к ней.

«Если дела у них снова пойдут на лад, — размышлял про себя полковник, спускаясь по лестнице. — Если они получат назад свою собственность…»

Не дописав эту фразу в тайной книге своей души, полковник вынул сигару. Однажды решив что-нибудь, он действовал быстро, с напором и страстью; но пока до решений было еще далеко.