Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

А до того он нежно простился с женой, тщетно пытаясь осушить поцелуями ее безутешные слезы. Не нужно быть ангелом или чувствительнейшим из смертных, чтобы вконец растрогаться, глядя, как стройная белокурая девочка прильнула в слезах к могучему кареглазому бронзоволицему воину.

— Как я останусь одна без тебя? — рыдала она. — Что мне одной тут делать?

— Дорогое мое дитя, — отвечал ей полковник, — делай решительно все, что тебе заблагорассудится. Если захочешь остаться здесь, капитан Колберн возьмет на себя все хлопоты. Но, быть может, разумнее будет, если ты переедешь к отцу. Вот тебе двести долларов, это все, что у меня есть, не считая мелочи на дорогу до Нового Орлеана. А там я взыщу с них; они задолжали мне жалованье. Не плати никому по счетам. Скажи, что я сам расплачусь, как только приеду. Вот, кажется, все. А теперь не задерживай меня, дорогая, не то я опоздаю на поезд.

И он укатил на станцию в санитарной повозке, а Лили глядела вслед, проливала слезы, махала платочком и посылала воздушные поцелуи, пока повозка с полковником не скрылась вдали. Сперва ей казалось, что самое лучшее будет остаться, бродить по опустелому дому и по садовым дорожкам, вспоминая о Картере. Но не прошло и двух дней, как одиночество ей опостылело. Она заперла дом и укатила в Новый Орлеан искать утешения у папы.

Рассказав все это вперед, вернемся к полковнику. Двести долларов, оставленных им жене, он занял у Колберна, который, конечно, был счастлив выручить Картеров. Никакого невыплаченного, ждавшего его жалованья не было и в помине, но Картер надеялся получить за месяц вперед. А не выйдет, так он призаймет у кого-нибудь в штабе, в крайнем случае, у командующего. Он и впрямь сумел получить в нарушение всех правил сто пятьдесят долларов у главного каптенармуса; каптенармусу не везло с продвижением по службе, и теперь он решил авансировать Картера в надежде, что тот, возвратившись с генеральской звездой, окажет ему покровительство. С благодетелем-каптенармусом Картер и осушил свой первый стаканчик виски, первый после трехмесячного поста. Потом пришлось выпить еще кое с кем из друзей, и Картер не мог устоять, хотя еще только вчера он был тверд в своем воздержании. Казалось, что не было в штабе такого полковника или бригадного генерала, который, как сам Сатана, не соблазнял бы сегодня Картера и не тянул бы его либо в бар, либо к себе в кабинет, чтобы выпить по маленькой за удачу, за звездочку или же просто так — посошок на дорожку. С десяти утра, когда он в расчетной части получил свое жалованье, и до четырех часов дня, когда пароход «Креол» отвалил от вконец обветшавших деревянных причалов, Картер только и слышал что: «Ваше здоровье» — и отвечал, в свою очередь: «Будьте и вы здоровы!»

Придя по причине этого в то веселое состояние, в котором Том О’Шантер без всякого страха взирал на ведьм на Аллоуэйском погосте, [130] Том О’Шантер, герой одноименного шуточного стихотворения Бернса, возвращаясь ночью домой сильно навеселе, попал на шабаш нечистой силы. полковник не был ни удивлен, ни встревожен, когда встретил, вступив на палубу, спокойный, опасный, обольстительный взгляд миссис Ларю. Днем раньше он, вероятно, вернул бы назад билет, только, бы не ехать с ней на одном пароходе. Но сейчас, хмельной и бесстрашный от выпитого виски, он пылко пожал ей обе руки и сказал:

— Смотрите, миссис Ларю! Какая приятная встреча!

— Ах, это вы! — подхватила она в ответ и сверкнула очами. Днем раньше радостный блеск в глазах миссис Ларю испугал бы полковника, но сегодня он был лишь польщен и доволен.

— Бог мне послал кавалера, — продолжала она, позволяя ему усадить ее рядом с собой, — советника и покровителя. А я так нуждаюсь в разумном совете. Скажите, вы знали заранее, что я еду сегодня? Если так, вы очень милы. Я решила поехать на Север, чтобы надежно пристроить мой маленький капитал. Здесь все так зыбко, никто не уверен в завтрашнем дне. Как только мне удалось продать свои акции за приличную сумму, я решила поехать на Север. Дайте мне дельный совет — куда поместить деньги?

Картер весело рассмеялся:

— Дорогая, за всю свою жизнь я никогда никуда не вкладывал даже полцента.

Миссис Ларю молчаливо отметила и то, что впервые за все их знакомство он назвал ее «дорогая», и то, что полковник сильно навеселе; но ни первое, ни второе ее ничуть не смутило. Джентльмены в подпитии были ей не в новинку, и она не боялась поклонников, даже самых настойчивых.

— Вы предпочли вложить капитал в Банк Любви, — сказала она и метнула на него многозначительный взгляд. По наблюдениям автора, черноглазые дамы используют это оружие успешнее голубоглазых.

— Вы забыли про фараон, монте и юкр, — сказал он, все так же смеясь. — И еще — векселя виноторговцам, портным и трактирщикам. Но, увы, эти вклады не приносят дохода.

Мысль о долгах, вчера еще тягостная, сегодня вдруг сделалась темой для легкомысленных шуток.

— Ужасный вы человек! Пожалуй, мне будет жутко под вашей защитой.

Он промолчал, смутно чувствуя, что беседа стала опасной, и тотчас подумал о Лили, словно искал у нее моральной поддержки. Миссис Ларю, со своей стороны, уловила его тревогу и тотчас перевела разговор на другие рельсы.

— Ну, а вы зачем едете? На поиски новых светил?

Слегка отуманенный выпитым виски, полковник не сразу схватил ее шутливый намек на генеральскую звездочку, но был достаточно трезв, чтобы скрыть, что он едет просить повышения по службе.

— Везу донесения, — сказал он. — В Луизиане сейчас все равно нечего делать. Успею вернуться к началу новых боев.

— Ах, вот как! Прекрасно, — сказала она. — Тогда мы вернемся вместе. Я ведь быстро соскучусь по Новому Орлеану. Я очень люблю свой город, а кроме того, у меня здесь свой домик — никак не найду покупателя. Так, значит, условимся: вы дадите мне знать, когда соберетесь назад; и мы поедем одним пароходом.

Наутро, проспавшись, на свежую голову Картер решил, что, пожалуй, разумнее будет отдалиться от миссис Ларю; и, пусть это даже как-то заденет ее, он долями прежде всего думать о Лили да и себя не следует подвергать такому соблазну. Однако решение Картера оказалось малопрактичным. Во-первых, по воле случайности, его и ее каюты выходили в один коридор. Во-вторых, кроме него, она никого здесь не знала; пароход был казенный, — из частных лиц мало кто в это время решался на путешествие из Нового Орлеана в Нью-Йорк. Полковник и сам полагал, что пассажиры «Креола» публика маловоспитанная: сплошь спекулянты, войсковые снабженцы, офицеры из волонтеров; дам на «Креоле» не было. Если он отстранится, то миссис Ларю не сможет даже выйти одна на палубу подышать свежим воздухом. Так, во всяком случае, она утверждала, хотя я, например, склонен думать, что никто бы ее не обидел; а кроме того, не встреть эта дама Картера, она все равно завела бы интрижку не с ним, так с другим представителем сильного пола. Добавим, что Картер не мог не считаться и с тем обстоятельством, что миссис Ларю как-никак находилась в родстве с Равенелами. В общем, уже на второй день стало ясно, что полковнику следовало находиться при ней. Они сидели рядом за табльдотом, где он ограждал ее слева от недостойных соседей (справа ее охранял капитан «Креола»). Против них за столом сидели майор и армейский священник — весьма почтенные люди, сколько можно было судить по их разговору. Но ни миссис Ларю, ни Картер не удостоили их ни словом, ни взглядом. Капитан поочередно беседовал либо с теми, либо с другими, не пытаясь их сблизить. Он был воспитанный, многоопытный человек, сознававший свою ответственность хозяина на «Креоле», и понял без разъяснений, что эти два пассажира не желают ни с кем общаться. Первые семь дней миссис Ларю разговаривала только лишь с Картером и с капитаном «Креола» да отдавала приказания прислуге. Офицеры из волонтеров были в большом восторге, — эта дама ведет себя словно монахиня! Недоступность миссис Ларю, а также отсутствие женщин на пароходе заставляли всех поклоняться единственно ей, наподобие того как бригада Картера поклонялась его супруге, властительнице всех армейских сердец в Тибодо. Каким-то путем стало известно, что миссис Ларю — вдова, и это добавочно подогревало восторги.