Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

О том, что же скрывается за этим демаршем, Тухачевский напряженно размышлял и по дороге домой, и за ужином, невпопад отвечая на вопросы Нины Евгеньевны. Как на грех, она была весела, полна новостей, которыми оживленно делилась с ним, не встречая обычной, в тон ей, заинтересованной реакции.

И вот теперь, оставшись наедине с собой, он принялся дотошно читать книгу Егорова.

Невооруженным глазом было видно, что Егоров поставил перед собой совершенно определенную задачу: опровергнуть тот факт, что командование Юго-Западного фронта в самую решительную минуту не оказало содействия Западному фронту и вело совершенно самостоятельную оперативную политику.

Егоров писал, что в июле двадцатого года он нацелил свой фронт на Краков — эту, как он подчеркивал, «цитадель Польши». А путь к Кракову лежал, естественно, через Львов.

«Почему Краков — цитадель? — тут же ухватился за эту егоровскую фразу Тухачевский. — Только лишь потому, что там был центр правящей в то время партии? Но разве наша цель заключалась в свержении польских буржуазных партий? Наша цель была абсолютно ясной и определенной: своим наступлением содействовать развертыванию рабоче-крестьянской революции в Польше. Вот почему Варшава, а не Львов была для нас и главным звеном». Вот почему Галицийско-Львовская операция, которую осуществлял Егоров, не могла быть равноценной Варшавской операции, а должна была играть лишь вспомогательную роль. К тому же приказ Егорова захватить Львов и Рава-Русскую 29 июля оказался вообще невыполненным.

Неужели Егоров не понимал, что материальная база польского сопротивления лежала не в аграрной Галиции, а в индустриальном Варшаво-Лодзинском районе? Да и все коммуникационные связи Польши с союзниками шли конечно же не через Галицию, а через Данцигский коридор.

А вот это разве не прямое недомыслие автора? Егоров утверждает, что под Варшавой поляки не приняли бы сражения и были даже готовы оставить Варшаву ради сохранения армии. Разве не ясно, что овладение Варшавой и подъем над ней красного флага создали бы базу для революции в Польше? Ведь сам Пилсудский признавал: «Под Варшавой поляки поставили бы на карту все».

Для оправдания своих действий Егоров выдвигает новую теорию о соотношении стратегического и оперативного взаимодействия. Оказывается, главная беда Москвы и Минска в том, что они не располагали широким стратегическим кругозором! И что оперативные интересы преобладали над стратегическими! Вот если бы решение исхода воины искали не в оперативном взаимодействии войск до и на нижней Висле, а в стратегическом их взаимодействии за Вислой и Саном, то, видите ли, общий ход войны, а главное, темпы событий на польском фронте были бы, надо полагать, совершенно иными.

Это же надо, как поработали военные теоретики, лишь бы угодить Егорову, а значит, и тем, кто повыше! Разве можно стратегическое взаимодействие противопоставлять оперативному? Эти егоровские подпевалы взяли явления из совершенно разных этажей военного искусства и противопоставили их одно другому. Разумеется, оперативные интересы должны быть подчинены стратегическим. Но успех стратегии может базироваться лишь на успехе оперативном.

Тухачевский подумал о том, что если бы теория Егорова была принята в качестве официальной доктрины Красной Армии, то командующие армиями перестали бы заниматься взаимодействием, ибо их взоры были бы направлены в более широкие пространства стратегических перспектив. И если бы, скажем, двум командирам корпусов выдвинули обвинение в том, что они вместо соединенного удара по одному пункту действовали растопыренными пальцами, то в свое оправдание они могли бы сказать, что те, кто предъявляет им такие обвинения, начисто лишены стратегического кругозора.

Это же смех, да и только! Товарищ Егоров хотел забраться за Вислу, не победив поляков сначала на Висле и Сане! Это называется ловить журавля в небе, не имея в руках синицы. Это означает — ловить этого журавля, не имея перед собой никакой опоры, необходимой для того, чтобы в этой ловле не потерять равновесия. Беда Юго-Западного фронта состояла в том, что он потянулся за журавлем, не обеспечив себе фундамента. Не есть ли это худшая форма стратегического оптимизма? Егоров не только снимает с себя вину за расхождение фронтов, но и вообще не считает это ошибкой!

На следующий день, по дороге с дачи в наркомат, Тухачевский развернул свежую «Красную звезду», и тут же ему бросилась в глаза статья Буденного о книге Егорова.

Все понятно, ларчик-то просто открывался! В бой бросаются все новые и новые силы! Семен Михайлович конечно же вознесет автора до небес!

Читая рецензию, Тухачевский сразу же убедился в своей правоте.

Статья Буденного, как и следовало ожидать, была схожа с кавалерийской атакой. В первых же строках своего панегирика Буденный едва не ронял слезу по поводу того, что книга Егорова не вышла в свет несколько лет назад. Вот если бы это произошло, то и освещение кампании двадцатого года не имело бы тех неправильностей, которые выявились теперь и которые заставили многих наших историков признать свои ошибки, пересмотреть выводы и согласиться, что они недостаточно полно использовали архивные документы и материалы. Но лучше поздно, чем никогда, бодро добавлял Семен Михайлович, переходя к более подробному разбору труда Егорова.

Он не преминул отметить, что кафедра истории войн Академии РККА в течение последних лет спокойно ведет работу, внедряя в умы и сознание своих слушателей те стратегические основы наших побед и поражений во время войны с Польшей в 1920 году, которые вытекали и оформлялись из выводов военно-научной работы авторов, в большинстве своем участников польской кампании — товарищей Меликова, Какурина, Тухачевского, Шапошникова, Сергеева, Триандафилова и других.

Казалось, все утрясено, разложено по полочкам, выявлены все виновники и полувиновники печальных событий, они разбиты, повержены в прах и по заслугам морально наказаны. Чего же больше?

Но вот выходит труд Егорова, торжествует Семен Михайлович, и все сегодняшние «научные» выводы опрокидываются. Надо прямо сказать, что появление книги Егорова для большинства начальствующего состава РККА и советской общественности является событием огромной важности. Это — неожиданное открытие.

Основное значение книги, продолжал Буденный, — документальное установление причин нашего поражения и катастрофы под Варшавой. Книга с поразительной убедительностью… на основе неопровержимых документов… И далее в таком же духе лихой конник прославлял опус своего бывшего Начальника по Юго-Западному фронту. Буденный, не утруждая себя фактами и аргументами, утверждал, что книга Егорова опрокидывает всю сложившуюся годами «историческую небылицу в лицах», всю ту атмосферу «легенд» и «казарменных сказок», в условиях которых складывалась версия о роли командования Юго-Западного фронта. Далее говорилось, что независимый и смелый тон книги, полная объективность изложения и деловая критика рождают бодрость при чтении. И посему делался вывод о том, что книга «Львов — Варшава», безусловно, один из лучших и исторически верных трудов по вопросам нашей стратегии в войне с Польшей в 1920 году и, несомненно, единственный труд в нашей советской военной литературе по вопросу о стратегическом взаимодействии фронтов.