Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

«Невероятно! — едва не воскликнул он вслух. — Полнейшее сходство!»

Но граверу он сказал сдержанно, не выдавая своего восторга:

— Я принимаю работу. Партия воздаст вам должное и за ваше мастерство, и за ваше бескорыстие.

И тотчас же помчался к Гейдриху.

— Да вы просто волшебник! — прокричал Гейдрих. — Превосходный результат!

Он еще долго любовался подделкой и наконец, утихомирив свою радость, протянул Науйоксу какой-то список.

— Вот имена и подписи офицеров, которые должны упоминаться в документах, — уже по-деловому сказал Гейдрих.

Науйокс срочно передал список Путцигу и через четыре часа получил готовую работу. Текст письма Тухачевского был выполнен безукоризненно, оставалось проставить на нем необходимые штампы и сделать фотокопии.

Тот, кто, по замыслу Гейдриха, должен был изучать попавшее к нему досье, не смог бы не поверить в его безусловную подлинность. В сфабрикованных документах упоминались такие известные лица, как генерал-полковник Сект, его преемник на посту главнокомандующего рейхсвера генерал Хайс, генерал Хаммерштейн… Почти на каждой странице имелись пометки тех, кто знакомился с документами. Главное же состояло в том, что, ознакомившись с досье, можно было прийти к непреложному выводу: немецкие и советские генералы сходились во мнении, что их армии были бы куда более мощными, если бы можно было избавиться от сжимавшей их в стальных тисках партийной верхушки. Лишь записка Канариса, адресованная фюреру, получилась излишне многословной. Гейдрих приказал сократить ее и стал размышлять, удастся ли ему убедить Гитлера подписать заготовленный ответ Канарису: подделать подпись фюрера не осмелился бы никто.

— Не забудьте вложить в досье расписки советских генералов в получении крупных денежных вознаграждений за передачу вермахту секретных данных о Красной Армии, — приказал Гейдрих Науйоксу.

Когда Гейдрих доложил Гитлеру полностью подготовленное досье (а подготовить его удалось за четыре дня!), фюрер выразил свое удовлетворение и восхитился тем мастерством, с каким была изготовлена эта фальшивка.

— Что касается плана вашей операции, Гейдрих, — счел нужным отметить Гитлер, — то он представляется мне в целом логичным, хотя и абсолютно фантастическим. Но да поможет вам Бог! Немедленно приступайте к завершающей стадии операции. Если все пройдет успешно, мы поколеблем устои авангарда Красной Армии в расчете не только на данный момент, но и на многие годы вперед.

«Да, — подумал Гейдрих, — досье — это всего лишь полдела. Теперь надо мастерски подбросить его русским, чтобы оно попало прямо к Сталину».

Словно разгадав его мысли, Гитлер, широко осклабившись, сказал:

— Представляю себе, как будет рад этому досье великий вождь всех народов Иосиф Сталин!

Николай Иванович Ежов был на вершине счастья: вот когда зазвучат фанфары в его честь, вот когда золотыми буквами будет вписано его имя в летопись Советской державы, вот когда он навеки заслужит благодарную память потомков!

Да, было чему радоваться, было отчего ликовать: перед ним на столе лежало досье на Тухачевского, врученное прошедшей ночью специальным гонцом, прибывшим из Праги. Теперь маршал в капкане, теперь ему не вырваться! Еще бы! Если на донесения своей, отечественной агентуры можно еще посмотреть искоса, испытывая вполне допустимое недоверие, ибо такого рода донесения могли бы быть продиктованы и завистью, и злобой, и ненавистью к объекту разработки, к тому же «в своем отечестве пророка нет», то документам, полученным из-за рубежа, можно довериться вполне, и Сталин, несомненно, доверится им!

Вот она, прежде никем не достигнутая вершина, вот он, неприступный ранее пик славы! В самом деле, прошлые процессы над всеми этими каменевыми, бухариными, рыковыми, пятаковыми, радеками и прочая, и прочая, и прочая — лишь цветочки. Несомненно, новый, небывалый еще процесс — над Тухачевским и его единомышленниками — затмит все. Чего стоили все эти слюнтяи в пиджаках, что они могли сделать решительного? Полаять всласть на Политбюро, на вождя?

Полаяли, ну и что? Политбюро так сцементировано Сталиным, настолько подвластно ему, что его голыми руками и неустанным лаем и краснобайством не возьмешь. И процессы над оппозиционерами не есть следствие боязни их силы и их возможностей ниспровергнуть существующую власть, а политическая мера, имеющая строгую направленность, долженствующую доказать не только своему народу, но и всему миру, что тезис о «врагах народа» — не досужая выдумка кремлевских руководителей, а истинная реальность.

Что же касается Тухачевского и его «подельников», то тут дело куда более серьезное и заковыристое! Тут военная сила, военная мощь, тут пиджаки против нее — пигмеи, тут молниеносный десант на Кремль — и готово, и крышка всем тем, кто укрылся за кремлевской стеной, пребывая в твердой уверенности, точнее, незыблемой уверенности, что стена эта абсолютно неприступна.

И вот оно — желанное досье! Маленькая папочка, в которой и страничек-то совсем немного, но каждая страничка дорогого стоит! Дороже любого бриллианта, дороже картины какого-нибудь Рубенса или там Леонардо да Винчи. И уплачено за эту папочку — ого-го сколько: пятьсот тысяч рейхсмарок! И пусть не за подлинные документы, а всего лишь за копии — пусть! Копия — тоже документ, все заверено, все оформлено, пронумеровано, как полагается, честь по чести…

Поразмыслив об этом, Ежов усмехнулся: его представитель вручил штандартенфюреру Беренсу деньги, состоявшие сплошь из крупных купюр, и номера каждой купюры были заранее переписаны в соответствующем отделе НКВД. Каково? Будьте уверены, НКВД ушами не хлопает! Как неустанно учит нас товарищ Сталин? Всем известно, что товарищ Сталин учит: «Чтоб не ошибиться в политике, надо смотреть не назад, а вперед». Вот НКВД и претворяет в жизнь указания, мудрые указания своего вождя.

…Ежов вспомнил о своем предыдущем докладе вождю. Когда Николай Иванович вошел в кабинет Хозяина, тот с прилежностью гимназиста изучал какой-то труд, лежавший перед ним на столе. Он долго не отрывался от него, не обращая никакого внимания на вошедшего наркома, и неожиданно заговорил, обращаясь не к Ежову, а куда-то в пространство, простиравшееся перед ним:

— Наполеон в бытность его генералом и Наполеон в бытность его императором — это не одно и то же, это диаметрально противоположные фигуры. Наполеон-генерал был могильщиком революции, Наполеон-император был великим правителем, создавшим могучее государство.

Ежов сразу же смекнул, что между его визитом и теми словами, которые сейчас произнес Сталин, есть незримая, но прочная связь: ожидая доклада наркома внутренних дел, вождь не мог не думать о Тухачевском, которого уже давно привык сравнивать с Бонапартом. И Николай Иванович поспешил тут же «вписаться» в раздумья вождя: