Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

По прошествию нескольких дней после погребения приготовляли торжественное восшествие новой государыни в столичный город со звоном, с пушечной пальбой. В назначенный день поехала и я посмотреть её встречи: для того полюбопытствовала, что я её не знала от роду в лицо, кто она. Во дворце, в одной отхожей комнате, я сидела, где всю церемонию видела. Она шла мимо тех окон, под которыми я была, и тут последний раз видела, как мой жених командовал гвардией; он был майор, отдавал ей честь на лошади. Подумайте, каково мне глядеть на сие позорище! И с того времени в жизни своей я её не видала. Престрашного была взору. Отвратное лицо имела; так была велика, когда между кавалеров идёт, всех головой выше, и чрезвычайно толста. Как я поехала домой, надобно было ехать через все полки, которые в строю были собраны. Я поспешила домой, ещё не распущены были. Боже мой! Я тогда света не видела и не знала от Стыда, куда меня везут и где я. Одни кричат: «Это отца нашего невеста!» Подбегают ко мне: «Матушка наша, лишились мы своего государя!» Иные кричат: «Прошло ваше время, теперь не старая пора!» Принуждена была всё это вытерпеть, рада была, что доехала до двора своего; вынес Бог из такого содому.

Как скоро вступила государыня в самодержавство, так и стали искоренять нашу фамилию; не так бы она злобна была на нас, да фаворит её, который был безотлучно при ней, он старался наш род истребить, чтоб его на свете не было; по той злобе, когда её выбирали на престол, то между прочими пунктами написано было, чтоб оного фаворита, который был при ней камергером, в наше государство не ввозить: потому что они жили в своём владении; хотя она и наша принцесса, да была выдана замуж; овдовевши, жила в своём владении, а оставив и его, в своём доме, чтоб он у нас ни в каких делах не был, к чему она и подписалась. Однако злодеи многие, недоброжелатели своему отечеству, все пункты переменили и дали ей во всём волю и все народные желания уничтожили; и его к ней по-прежнему допустили. Как он усилился, побрав себе знатные чины, первое возымел дело с нами и искал, какими бы мерами нас истребить из числа живущих. Так публично говорил: дома той фамилии не оставлю! Что он не напрасно говорил, но и в дело произвёл. Как он уже взошёл на великую степень, он не мог уже на нас спокойными глазами глядеть. Он нас боялся и стыдился; знал нашу фамилию, за сколько лет рождённые князья имели своё владение, скольким коронам заслужили. Все предки наш род любили за верную службу к отечеству, живота своего не щадили; сколько на войнах головы свои положили! За такие их знатные службы были от государей отменно награждены великими чинами, кавалериами, и в чужих государствах многие спокойствие делали, где имя их славно; а он был самый подлый человек, а дошёл до такого великого градуса, одним словом сказать, только одной короны недоставало! Уже все в руку его целовали, и что хотел, то делал: уже титуловали его ваше высочество; а он не что иное был, как башмачник: на дядю моего сапоги шил. Сказывают, мастер превеликий был; да красота его до такой великой степени довела. Бывши таких высоких мыслей, думал, что не удастся ему до конца привести своё намерение, он не истребит знатные роды; (но) так и сделал: не только нашу фамилию, но и другую такую же знатную фамилию сокрушил, разорил и в ссылку сослал [53].

Уже всё ему было покорено. Однако о том я буду молчать, чтоб не перейти пределов; я намерена только свою беду писать, а не чужие пороки обличать.

Не знал он, чем начать, чтоб нас сослать. Первое, всех стал к себе призывать из тех же людей, которые прежде нам друзья были; ласкал их, выспрашивал, как мы жили и не делали ли кому обиды, не брали ли взяток? Нет, никто ничего не сказал. Он этим недоволен был; велел указом объявить, чтоб всякий без опасности подавал самой государыне челобитные, ежели кого чем обидели: и того удовольствия не получил. А между тем всякие вести ко мне в уши приходят; иной скажет, в ссылку сошлют, иной скажет, чины и кавалерии оберут; подумайте, каково мне тогда было, будучи в шестнадцать лет? Ни от кого руку помощи не иметь и не с кем о себе посоветовать; а надобно и дом, долг и честь сохранить, и верность не уничтожить. Великая любовь к нему весь страх изгонит из сердца; а иногда нежность воспитания и природа в такую горесть приведёт, что все члены онемеют от несносной тоски. Куда какое это злое время было! Мне кажется, при Антихристе не тошнее того будет. Кажется, в те дни солнце не светило; кровь вся закипит, когда вспомню, какие столбы поколебал, до основания разорил, и доднесь не можем исправиться; что же до меня касается, в здешнем свете навеки пропала.

И так моё жалкое состояние продолжалось по апрель месяц; только и отрады мне было, когда его вижу, поплачем вместе, и там домой поедет. Куда уже все веселья пошли! Ниже сходства было, что это жених к невесте ездит! Что же между тем, какие были домашние огорчения? Боже, дай мне всё то забыть! Наконец, уж надо наш несчастный брак окончить; хотя, как ни откладывали день ото дня, но, видя моё непременное намерение, принуждены согласиться. Брат тогда был болен большой, а меньшой, который меня очень любил, жил в другом доме по той причине, что он тогда не лежал ещё оспой, а большой брат был оспой болен. Ближние сродники все отступили; дальние и пуще не имели резону. Бабка родная умерла [54]. И так я осталась без призрения; сам Бог давал меня замуж, а больше никто. Не можно всех тех беспорядков описать, что со мною тогда были; уже день назначили свадьбы; некому проводить, никто из родных не едет, да некому и звать. Господь сам умилосердил сердца двух старушек, моих свойственных, которые меня провожали, а то принуждена бы с рабой ехать; а ехать надобно было всего пятнадцать вёрст от города; там наша свадьба была. В этом селе они всегда летом живали; место очень весёлое и устроенное; палаты каменные, пруды великие, оранжереи и церковь в палатах. После смерти государевой отец его со своей фамилией там жил [55]. Фамилия их была немалая: я, всё презря на весь страх! Свёкор был и свекровь, три брата, кроме моего мужа, и три сестры; ведь надобно бы о том подумать, что я всем меньшая и всем должна угождать во всём; во всём положилась на волю Божью: знать, судьба мне так определила!

Вот уже, как я стала прощаться с братом и со всеми домашними, кажется бы, и варвар сжалился, видя мои слёзы; кажется, и стены дома отца моего помогали мне плакать; брат и домашние так много плакали, что из глаз меня со слезами отпустили. Какая это разница — свадьба, сговор! Там все кричали: «Ах! как она счастлива»; а тут провожают и плачут: знать, что я всем жалка была. Боже мой, какая перемена! Как я выехала из отцовского дома, с тех пор целый век странствовала. Привезли меня в дом свёкров как невольницу: вся расплакана, свету не вижу перед собой. Подумайте, и с добрым порядком замуж идти, надобно подумать последнее счастье; не токмо в таковом состоянии, как я шла. Я приехала в одной карете, да две вдовы со мной сидят, а у них все родные приглашены, дядья, тётки; и пуще мне стало горько: привезли меня как бедненькую сироту: принуждена всё сносить. Тут нас в церкви венчали. По окончании свадебной церемонии, провожатые мои меня оставили, поехали домой; и так наш брак был плачу больше достоин, а не веселья. На третий день, по обыкновению, я стала собираться с визитами ехать по ближним его сродникам и рекомендовать себя в их милость: всегда можно было из того села ехать в город после обеда, домой ночевать приезжали.