Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

Приблизив лицо к холодной поверхности, она старалась получше рассмотреть себя. Из бездны зеркала на неё глянуло бледное, взволнованное, какое-то совсем незнакомое лицо с глазами, блестевшими то ли от возбуждения, то ли от готовых пролиться слёз.

Где-то рядом послышались голоса. Маша узнала негромкий голос отца и голос её тётки Варвары. Она загасила свечу, испуганно прижалась к стене.

Огромная зеркальная зала осветилась ясным месяцем, стоявшим высоко в чистом, начинающем уже светлеть небе. Голоса становились всё слышней, шаги приближались к зале, где затаилась Маша. Ни жива ни мертва она застыла на месте, боясь, что её сейчас увидят здесь одну, с погашенной свечой в руке. Она искала и не могла найти оправдания своему поступку.

Шаги смолкли совсем близко за дверью залы, и такой знакомый голос отца произнёс:

— Вот, Варварушка, оглянуться не успеешь, как дедом станешь. Старик, старик, совсем старым становлюсь.

— Полно, полно, Александр Данилович, что говоришь-то, какой же ты старик? Вон поди, взгляни на себя в зеркало. Такой же красавец, как и прежде. Не хуже Машиного жениха.

Маша сильнее прижалась к стене, со страхом ожидая появления в зале отца и тётки.

— Ну, Варварушка, спасибо тебе, утешила. Только ты одна видишь меня таким, каков я бывал раньше.

Затаив дыхание, забыв о страхе быть увиденной, Маша ждала продолжения разговора отца и тётки.

— Для меня ты всегда будешь таким, каким бывал прежде, — услышала Маша взволнованный голос тётки.

— Знаю, знаю, Варварушка, всё знаю и люблю тебя за верность твою.

Голоса смолкли, стало совсем тихо. Какое-то странное чувство неловкости от всего услышанного охватило Машу. Она уже было решила выйти из своего убежища, когда звуки удаляющихся шагов сказали ей, что отец и тётка ушли.

Остаток ночи Маша уже не металась на смятой постели, а потрясённая всем услышанным, подошла к окну и долго-долго смотрела на светлеющее ясное небо, на разгорающуюся где-то далеко-далеко за Невой розовую полоску зари.

В день обручения с Петром Сапегой Маша так волновалась, что никого не видела отчётливо вокруг себя и ничего не слышала в общем торжественном гуле голосов, музыки, громе орудий.

Она не могла слышать, как великий князь Пётр Алексеевич, стоявший совсем близко от неё, сказал довольно громко своему постоянному спутнику Ивану Долгорукому:

— Взгляни на невесту, она такая же бледная, как та мраморная статуя, что стоит у них при входе в дом.

— Да и холодная, наверно, такая же, — улыбаясь, ответил князь Иван.

Императрица, раскрасневшаяся от волнения и какого-то внутреннего оживления, нарядная, всё ещё привлекательная, блестя драгоценными камнями, украшавшими её причёску, собственноручно надела невесте и жениху приготовленные кольца.

Из-за волнения, не оставлявшего Машу, она не могла видеть, как надевая кольцо на палец её жениху, Екатерина сжала его ладонь своей маленькой и горячей рукой, посмотрев ему в глаза так откровенно и призывно, что тот на какое-то время совсем смешался и ответил на крепкое рукопожатие государыни, взяв её руку двумя руками и сильно сжав её.

После обручения дни для Маши летели стремительно. Она то носилась по дому, то бегала в людскую, где четыре швеи день и ночь кроили и шили одежду в приданое. Тут были и рубашки. Тётка Варвара, соблюдавшая старинные обычаи, настояла на том, чтобы дюжину таких рубашек изготовили из красного шелка, украсив их кружевом и вышивкой. Особой заботой тётки и матери было постельное бельё, которого готовилось так много, что оно заполнило собой всю горницу. Для шитья платья невесты была приглашена приезжая искусная портниха из Польши, которую кстати порекомендовал жених, сказав, что многие знатные дамы Варшавы почитали для себя за честь шить у неё наряды.

Презрев старинный обычай, когда жених до свадьбы не должен был видеть невесту, граф Сапега часто бывал в доме Меншиковых, где его всегда ждали. Для него в эти дни готовились его любимые кушанья, Маша сама в такой день часто забегала на кухню, где возле длинной раскалённой плиты суетились повара, стоял шум от посуды, гул голосов и вкусно пахло то жарким, то сдобным тестом. Она даже сама пробовала готовить любимые женихом пироги с мясом.

В столовой за столом, где, кроме своей семьи, постоянно собиралось много народу, жениху нравилось все: и молодая красавица невеста, и её добрая мать, всегда с ласковой улыбкой предлагавшая ему отведать то или другое блюдо, и тётка невесты Варвара Михайловна с её бесконечными интересными рассказами о старине, о тех смешных, как казалось жениху, привычках, которые строго соблюдались раньше. Слушали рассказ Варвары Михайловны о том, как увидевший до свадьбы невесту жених уже не имел права отказаться от неё. Такие истории у жениха и невесты вызывали веселье. Улыбаясь, они переглядывались друг с другом, и взгляды их красноречиво говорили о том, что с ними такого уж никогда не случится. А Варвара Михайловна, не обращая внимания на их переглядывания, очень серьёзно продолжала рассказывать о всех старинных правилах и обрядах, положенных исполняться на свадьбе. Особенно подробно говорила она о правилах передачи приданого невесты. О приданом она всегда высказывалась сосредоточенно, словно желая жениху и невесте поступать так же, как заведено было встарь.

Графа Сапегу больше всего развлёк рассказ Варвары Михайловны о том, что приданое невесты должно было быть доставлено в дом жениха ещё до свадьбы и строго по росписи. Увидев улыбки слушавших, Варвара Михайловна серьёзно добавила:

— Это чтобы обмана не было. Как ведь в старину говорили: «Денежки на стол — девушку за стол».

При этих словах рассказчицы все громко рассмеялись.

— Не бойтесь, граф, — обратился к жениху Александр Данилович, — тут всё чисто, всё без обману. И девица за столом — сами изволите видеть — не кривая, и не слепая, и не хромая.

Слова хозяина потонули в громком смехе гостей. Смущённая разговором Маша покраснела до слёз.

— И с приданым всё будет в полном порядке, — продолжал Меншиков.

Неожиданно встав из-за стола, он вышел, сопровождаемый озадаченными взглядами обедающих. Однако недоумённое молчание было прервано его скорым возвращением.

Александр Данилович, улыбаясь, подошёл к тому месту, где сидел за столом жених, и, чуть наклонясь, поставил рядом с ним довольно объёмистую шкатулку из красного дерева, обитую по углам узорным серебром. В замке шкатулки торчал маленький ключик. Гости, вновь умолкнувшие, с любопытством смотрели то на самого хозяина, то на смущённого жениха, то на шкатулку.

— Вот, граф, видите эту небольшую коробочку? — спросил Александр Данилович. — Откройте её.

Жених с недоумением смотрел на отца невесты.