Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

Неожиданно поднялась рывком, что-то вспомнив, подбежала к столу, снова выдвинула ящик, лихорадочно стала рыться в нём, пока в дальнем его углу не нашла то, что искала. Она осторожно взяла кольцо, долго-долго смотрела, как переливаются на нём камни под лучом уходящего солнца, потом, крепко зажав его в руке, снова легла. В постели, разжав кулак, достала кольцо, любуясь им и вспоминая. Осторожно надела его на средний палец левой руки, крепко сжав ладонь, повернулась к стене и скоро забылась тяжёлым, тревожным сном.

В апреле 1727 года императрица Екатерина I тяжело заболела. И вновь, как два года тому назад, остро встал вопрос о престолонаследии.

После смерти Петра I Меншиков был самым решительным противником воцарения на престоле внука Петра — Петра Алексеевича, сына погибшего царевича Алексея. Тогда Александр Данилович имел много сторонников из числа вельмож, выдвинутых Петром в годы преобразований.

Понадобилось всего два года, чтобы в глазах из явленных единомышленников Меншиков стал самым ярым поборником передачи трона двенадцатилетнему великому князю. Причина тому — желание Меншикова женить Петра Алексеевича на своей старшей дочери Марии. Стремление всесильного вельможи породниться с царствующим домом было юридически закреплено завещанием Екатерины; воля императрицы, несомненно навязанная ей светлейшим, состояла в том, чтобы её наследником стал Пётр II и чтобы он непременно женился на одной из дочерей Меншикова.

Слух о существовании завещания проник в среду сановников и вызвал вполне основательные опасения, что всесильный Меншиков на правах тестя малолетнего государя будет распоряжаться судьбой каждого из них. Однако открыто противодействовать намерениям Меншикова никто не посмел.

В вопросе наследования среди вельмож, окружавших трон, возникли серьёзные разногласия, разделив всех на несколько партий, тяготевших к тому или иному претенденту на престол.

Так, генерал-полицмейстер Петербурга и родственник Меншикова Антон Девьер [12] Девьер Антон Мануйлович (1676—1745) — португалец, граф, генерал-адъютант Петра I, первый генерал-полицмейстер в России; из-за разногласий с А.Д. Меншиковым в Верховном тайном совете в 1727 г. был сослан в Сибирь. и Александр Бутурлин ратовали за выдвижение на трон старшей дочери Петра I — Анны Петровны.

Опасаясь укрепления Меншикова при воцарении Петра II, Бутурлин, беседуя с Девьером, пророчески сказал: «Светлейший князь усилится. Однако ж хотя на то и будет воля, пусть он не думает, что Голицын, Куракин и другие ему друзья и дадут над собой властвовать. Нет! Они скажут ему: «Полноте, милейший, ты и так над нами властвовал. Поди прочь».

Взгляды Девьера и Бутурлина разделял и давний единомышленник Меншикова Пётр Андреевич Толстой, однако он предпочитал видеть на троне не Анну Петровну, а её младшую сестру — Елизавету.

Эти вельможи не без оснований опасались мести Петра II за своего погибшего отца, царевича Алексея, к смерти которого они в той или иной степени были причастны.

Знать же в лице Долгоруких, Голицыных, Нарышкиных пугало всесилие Меншикова. Они стояли за возведение на царство законного наследника Романовых, уже обойдённого однажды, при воцарении Екатерины, — великого князя, молодого Петра Алексеевича.

Обращаться же к Екатерине было уже поздно. Она была прикована к постели и слепо выполняла волю Меншикова. Смертельно больную Екатерину он навещал по нескольку раз в день, зорко следя за всеми её действиями.

24 апреля Екатерине стало немного легче, и Меншиков, воспользовавшись этим, сумел подсунуть ей указ об учреждении следственной комиссии над своими противниками, выступавшими против его планов возведения на трон Петра II с условием жениться на одной из дочерей Александра Даниловича.

Генерал-полицмейстер граф Девьер был арестован прямо в покоях государыни. При его разоружении он сделал неудачную попытку заколоть светлейшего князя и своего родственника Меншикова, однако удар был отведён дежурным офицером.

5 мая 1727 года у императрицы началась агония. Меншиков безотлучно находился возле умирающей. В минуту, когда к ней вернулось сознание, она подписала поданный ей Меншиковым указ о наказании всех привлечённых к следствию.

Девьер и Толстой, лишившись чинов и имений, были сосланы: Девьер — в Сибирь, Толстой — в Соловецкий монастырь, где и умер спустя два года. Бутурлин был отправлен в дальнюю деревню. Замешанный в этом деле Иван Долгорукий был отлучён от двора, лишён чина и переведён из гвардии в армию. Расправившись со своими противниками — бывшими единомышленниками Меншиков лишился поддержки, ослабил свои позиции и остался один на один с хитрым, умным и осторожным политиком Андреем Ивановичем Остерманом — вице-канцлером и интриганом.

Эти события самым прямым образом сказались на дальнейшей судьбе светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова.

Утро 6 мая 1727 года было по-весеннему светлым и радостным.

Окно комнаты, в которой помещался великий князь Пётр Алексеевич, выходило в небольшой садик, окружавший дворец со стороны, противоположной набережной. Томимый какими-то неясными предчувствиями, великий князь, проснувшись рано утром, подошёл к окну и толчком отворил его. Вместе с разноголосым птичьим щебетанием в комнату ворвался свежий, прохладный весенний воздух, несущий с собой запах уже отогретой солнцем земли и первой робкой зелени. Тихий шорох возле двери заставил его быстро обернуться. В комнату осторожно, очевидно боясь разбудить его, входила сестра — великая княгиня Наталья. Пётр поспешил к ней навстречу. Она порывисто обняла его, прижала к себе.

— Что так рано? — спросил брат, поднимая к ней удивлённое её ранним появлением, озабоченное лицо.

— Тише, тише, — шёпотом проговорила Наталья, увлекая его в комнату, подальше от двери.

— Что там? — кивнул головой великий князь в сторону двери.

Ничего не отвечая, Наталья повела его за собой, усадила на край смятой постели, села рядом, крепко обняла за плечи и тихо, почти в самое ухо, прошептала:

— Государыня совсем плоха. Слышала, граф Сапега говорил, что конец уже скоро.

— Она умрёт? — со страхом спросил Пётр.

— Да, — коротко ответила Наталья.

— А как же мы?

Он сильнее прижался к сестре, словно ища у неё защиты.

— Что будет, что будет, Натальюшка? — испуганно повторил он.

— Не знаю, — тихо произнесла сестра, ещё крепче прижимая к себе брата. Близко наклонясь к его лицу, она зашептала:— Слушай, Петруша. Никуда, слышишь, никуда без меня не ходи, — несколько раз повторила она.

— Почему?

— Так уж надо, — таинственно добавила она, — мало ли что может случиться.