Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

Ни цесаревна, ни князь Иван, увлечённые друг другом, не заметили искажённого ревностью побледневшего лица государя.

Правда, разбираясь в своих противоречивых чувствах к князю Ивану, Пётр Алексеевич порой не знал, какую из причин вдруг возникшего охлаждения поставить на первое место: то ли ревность, то ли нелюбовь князя к охоте. Молодой государь всё чаще склонялся к тому, что безразличие князя Ивана к охоте, пожалуй, больше, чем ревность, отдалило его от прежнего кумира.

Вот в такую краткую минуту охлаждения к Ивану обратил своё внимание Пётр Алексеевич на другого своего камергера — князя Сергея Дмитриевича Голицына. Их сблизила не только страстная любовь к охоте, но и огромные познания князя Сергея в этой самой охоте, о которой он знал, казалось бы, всё. О собаках говорил как о вполне разумных существах, понимающих не только слово хозяина, но даже его взгляд и жест. Князь Сергей был убеждён, что хорошую охотничью собаку можно воспитать не на псарне — лишь сам хозяин может это сделать. С этой целью он лично отбирал новорождённых щенков, строго следя за их кормлением и ростом. Когда они подрастали, он сам варил им еду, не доверяя этого никому. Молодому государю пришлась по душе безграничная любовь князя Сергея к охоте, к вольной жизни на биваках, к долгим вечерам у костра, скачкам на лошадях, когда разгорячённый конь несёт седока полем, без дороги, навстречу упругому ветру, бьющему в лицо.

Государь внимательно прислушивался к князю Сергею и даже не обиделся, когда тот, увидев подписанную Петром Алексеевичем бумагу о том, чтобы выдавать каждой собаке по два пуда мяса на день, весело рассмеялся.

— Разве здесь что не так написано? — смутился государь. — Может, ошибки где-то — так я в грамматике не очень силён.

— Нет-нет, — продолжая смеяться, ответил князь Сергей, — ошибки здесь нет, всё написано верно. Только... — Он замялся на секунду.

— Что только? — озабоченно спросил государь.

— Только... — Но, прервав себя, князь Сергей продолжал: — Давайте сейчас, ваше императорское величество, пойдём с вами в кладовую, откуда псарям отпускают мясо.

Ещё ничего не понимая, Пётр Алексеевич согласно кивнул. Через некоторое время, пройдя за домом широкий двор, по которому сновали конюхи, служилые люди, повара в колпаках и передниках, они подошли к сараю, где и находилась кладовая. Ворота сарая были распахнуты, и в глубине его виднелись большие и маленькие мясные туши, подвешенные на крюках.

Увидев государя, входящего в кладовую, все находившиеся там работники замерли от неожиданности такого посещения.

— Кто тут у вас главный по отпуску мяса? — оглядывая притихших служителей, спросил князь Сергей.

— Главный? — переспросил молодой бородатый мужик, словно не поняв вопроса.

— Да-да, кладовщик, что мясо собакам отпускает.

— Ах, собакам, — вздохнул с облегчением бородатый, вытирая руки о передник, измазанный кровью. — Так это у нас Егор, это он! Он ведает ихним, ну то есть собачьим кормом.

Тут же из разных углов сарая раздались громкие голоса, звавшие Егора. Он появился в распахнутых дверях сарая, заслонив своей огромной фигурой почти весь их проем.

— Вот он я, кто меня требует? — проговорил он густым басом, оглядываясь вокруг.

Увидев государя с придворным, Егор сразу же осёкся, и голос его неожиданно из раскатистого баса стал тихим, едва слышным.

— Чего изволите, ваше императорское величество? — Егор с трудом согнул своё огромное толстое туловище.

— Ты здесь главный по кормёжке собак мясом? — спросил государь.

— Я, государь, — побледнев до синевы, всё так же тихо ответил Егор. — Или что не так? Может, собачки голодные? Так псари ещё не приходили, сказали, что вчерашнее варево и сегодня сгодится.

— Вот, любезный, подай-ка ты мне мяса столько, сколько здесь писано.

Егор взял бумагу, внимательно, медленно шевеля губами, прочёл её и, ничего не понимая, проговорил:

— Так тут писано — как всегда, два пуда мяса на день каждой собаке.

— Вот-вот, любезный, ты и отвесь государю два пуда. Он сам хочет сегодня собак кормить, — спокойно сказал князь Сергей.

— Сам? — казалось, ещё более побледнел Егор, а голос его звучал совсем глухо.

— Что ж ты стоишь? — нетерпеливо прикрикнул на него государь. — Ты слышал, что тебе было сказано?

— Слышал, слышал, — пролепетал Егор, — сей минут всё будет сделано.

— Нет-нет, ты уж будь любезен к самим весам проводить государя.

— К весам? — повторил Егор. — Отчего же, можно и к весам. Ступайте за мной, ваше императорское величество.

Они втроём зашли за тонкую перегородку, где на огромном длинном столе лежали разрубленные на куски бараньи туши и большой тяжёлый безмен, а кругом на полу валялись кусочки мяса и осколки разрубленных костей. Большой серый упитанный кот спрыгнул со стола, увидев входивших людей. Подойдя к столу, Егор взял безмен посередине, приспособил на одном его конце большой кусок мяса и принялся двигать гирю, пока оба конца безмена не пришли в равновесие.

— Вот, пожалуйте, ваше императорское величество, — сказал он, кладя на свободный край стола взвешенный кусок.

— Постой, постой, братец, — остановил его князь Сергей. — Сколько же весу в этом куске? — спросил он, едва касаясь мяса рукой.

— В этом куске? — словно не поняв вопроса, повторил Егор.

— Да, в нём, — подтвердил князь Сергей.

— В ём чуть поменее пуда.

— Вот видишь, поменее пуда, как ты говоришь. А в записке государя сколько сказано отпустить собакам?

— По два пуда на кажинную, — едва выдохнул Егор.

— Вот ты нам и отвесь ровно два пуда.

Когда всё взвешенное мясо лежало на столе, Пётр Алексеевич с недоумением перевёл взгляд с груды мяса на Егора, затем так же взглянул на Сергея и произнёс удивлённо:

— Это всё одной собаке на один день?

Егор молчал, опустив голову и перекладывая тяжёлый безмен из руки в руку.

— Чего молчишь? Отвечай же государю.

— Так в записке велено, — осмелев, наконец ответил Егор.

— Так велено, — передразнил его князь Сергей, — а самому-то не совестно так нагло обманывать?

Егор молчал.

— Вижу, что не совестно. Вон морду какую наел на собачьем-то корме.

Егор собрался было что-то сказать в своё оправдание, но неожиданный весёлый смех государя прервал гнетущее молчание.

— Два пуда, два пуда, — повторял он, смеясь, — это одной-то собаке?

Он попытался поднять отвешенное мясо, но не смог и продолжал:

— Да тут всей псарне на неделю корму, не то что одной собаке.

— Как изволите, — оживился Егор, видя, что гнев государя угас. — Можем и всей псарне столько-то отпустить.

— Столько и не больше, — перестав смеяться, строго сказал Пётр Алексеевич, погрозив Егору пальцем.