Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы

— Мне страшно за них, — с тревогой в голосе говорила Юлия. — Один неосторожный шаг — и они полетят в стремнину.

Но монголы, ловко орудуя шестами; уверенно выполняли свою работу.

Рокоссовский вместе с ними переплыл туда и обратно и пришел к выводу: можно перейти реку только на верблюде.

Монгол договорился с погонщиками, которые выделили самого сильного двугорбого верблюда с седлом. Рокоссовский переправил на противоположный берег жену, потом дочку. Ада сначала боялась садиться на верблюда, а потом не хотела с него слезать.

После короткого ночлега снова тронулись в дорогу. Почти до самой Урги дорога вилась по взгорьям и волнистым долинам. Воздух был насыщен запахами полыни и чабреца.

По дороге то и дело попадались поклонные холмы. Это были памятники степного суеверия. Рокоссовские не раз наблюдали, как монгол, проезжая мимо такого места, слезал с коня, обходил холм с юга и, повернув лицо к северу, бил несколько земных поклонов, очень громко произносил несколько гортанных слов и бросал на холм то, что оказывалось под рукой, — камни, ветку, кусок материи, а то и длинную трубку. Один укреплял на вершине холма желтый платок, другой — несколько пестрых лоскутков или же пучок конских волос.

На следующий день до Урги оставалось километров двадцать. Дорога круто пошла вверх на перевал Гэнтэй — самый высокий из тех, какие им попадались на пути. Ехать было тяжело — снег сделал дорогу скользкой и опасной. С вершины хребта была видна долина, на которой раскинулась Урга. Чем ближе подъезжали к ней, тем оживленней становилась дорога. Навстречу попадались всадники, длинные караваны верблюдов.

По широкой пустынной улице они въехали в город. Юлия Петровна все ждала, когда же появятся городские строения. Но вот они оказались на пустынной площади, и, к удивлению Рокоссовских, монгол объявил, что это центр города. Кругом ни одного дерева, за глухими высокими заборами не было видно ни зданий, ни даже юрт. Они проехали еще километра полтора и остановились у деревянного домика, где стоял часовой.

Работы в Монголии было непочатый край. Пришлось заново создавать армию, которая отвечала бы требованиям военно-политической обстановки. В подчинении Рокоссовского находилось большое количество советских командиров, работающих инструкторами в подразделениях — от эскадрона, роты, батареи, до дивизиона, полка и бригады. Они воспитывали кадры, занимались формированием соединений, частей, их штабов.

Кавалерийские качества монголов вызывали восхищение. На учениях монгольские командиры и бойцы — цирики — лихо джигитовали, однако слабо владели шашкой и пикой. Личный состав не имел постоянных лошадей, а лошади постоянных хозяев. Каждая часть располагала своим табуном. Для боевой подготовки из табуна поочередно пригоняли лошадей, которых через несколько месяцев снова меняли.

Рокоссовскому пришлось не только решать вопросы боевой подготовки, но и заниматься ликвидацией безграмотности среди цириков. И тут ему очень пригодились знания по буддийской религии.

Подразделения были разбросаны по всей стране. Приходилось бывать и в горно-лесистых районах севера, и в степях юга, где брала начало пустыня Гоби. Единственной отдушиной для Рокоссовского была охота.

В трудах и заботах шел месяц за месяцем. Многие начинания в армии он довел до конца, кое-что не получилось — не по его вине. Бедность и нищета давали о себе знать и в армии. Монгольское правительство, народно-революционная партия прилагали немалые усилия, но катастрофически не хватало денежных средств.

Весна 1928 года вошла в силу и клонилась к лету. От жары, казалось, плавились камни, а ядовитая горячая пыль проникала даже через закрытые окна домика.

Вечером Рокоссовский готовился к очередной командировке. Он заметил, что Юлия Петровна была грустной, какой прежде он ее не видел. Это настроение передалось и дочери, которая вытянулась, повзрослела. И вот они обе начали хандрить. С семьей он бывал мало — мотался по стране день и ночь. Таков уж у него был характер — если брался за любое дело, то считал его в данный момент самым важным и с упорством доводил до конца.

— Люлю, что случилось? — спросил он, заглядывая жене в глаза.

Она обронила несколько ничего не значащих фраз и замолчала.

— Ты не хочешь со мной разговаривать?

Она посмотрела на него с упреком, с нежностью, посадила возле него Аду, села сама и сквозь слезы сказала:

— Костя, дорогой, я здесь больше не могу. Я очень устала. Сижу, как сова, в этом гнезде и никакого просвета не вижу. Общаться здесь не с кем. Нет ни подруг, ни… А, что говорить! У тебя работа, ты постоянно занят. А я?..

Рокоссовский сочувственно смотрел на жену и молчал.

Юлия взяла на руки хныкающую дочку и подняла на мужа глаза.

— Ты извини, Костя, я все понимаю.

— К концу лета, думаю, мы отсюда уедем. Потерпите немного.

— Да, папочка? — Дочь уселась к нему на колени, обняла за шею и поцеловала. — Скажи, мы уедем?

— Да, доченька, уедем.

— Ой, как хорошо.

Жизнь Рокоссовского вошла снова в обычную колею — похудевший, смуглый от загара, он вернулся из Монголии и в октябре 1928 года стал командиром все той же 5-й Кубанской бригады и ее военным комиссаром. Это совпало с введением единоначалия в Красной Армии. Теперь ответственность командира за все стороны жизни бригады значительно возрастала. Этой же цели служила и учеба командиров. В январе 1929 года Рокоссовский был командирован в Московскую область на двухмесячные курсы усовершенствования высшего начальствующего состава (КУВНАС).

Кончилось его одинокое двухгодичное теоретизирование в Монголии, и он набросился на военную науку с неистощимой жадностью. Он не оставлял в покое ни одного преподавателя, заводил с ними споры и смелые дискуссии.

Еще до курсов он изучил труд Шапошникова «Мозг Армии». Особенно будоражила его ум книга заместителя начальника штаба РККА В. К. Триандафилова «Характер операций современных армий». Он был знаком с работами М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевского, С. С. Каменева и немецкого военного бога Клаузевица [3] Карл Клаузевиц (1780–1831), немецкий военный теоретик и историк, генерал-майор прусской армии (1818). Участвовал в войнах с Францией (1806–1807, 1812–1815). Служил в России (1812–1814). В 1818–1830 директор военного училища в Берлине. Последователь философии Гегеля, Канта и Фихте. Автор труда «О войне». Сформулировал положение о войне как продолжении политики. .

Профессор Егоров как-то признался своему напарнику:

— Я удивляюсь Рокоссовскому. Он хорошо разбирается не только в тактике, но и в стратегии военного искусства. Я пришел к выводу, что он на голову выше многих наших слушателей.