Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы

Рокоссовский прижал правую ладонь к сердцу и, поклонившись в сторону оркестра, сказал:

— Если можно, товарищ Берлинг, дайте команду, чтобы они перестали бить в барабаны. Ведь я приехал на деловую встречу.

Генерал поднял руку вверх и резко ее опустил. Оркестранты оборвали музыку.

— Рокоссовский! Рокоссовский! — молниеносно разнеслось по ротам. На двор школы стекались все новые и новые толпы солдат, сержантов и офицеров.

Мгновенно генерал армии оказался в плотном окружении поляков. На десятки метров зеленели четырехугольные фуражки, раздавались восхищенные возгласы, заставлявшие Рокоссовского краснеть.

Он обвел собравшихся улыбающимися глазами и приветственно помахал рукой.

— Панове, Панове, соблюдайте тишину! — кричал Берлинг.

Рокоссовского засыпали вопросами.

— Как по-вашему, скоро будет освобождена Варшава?

— Да, скоро.

— Ваши войска будут брать Варшаву?

— Я об этом мечтаю.

— Почему наша польская армия находится в резерве? [42] Весной 1943 года на территории СССР была сформирована польская армия.

— Вам надо обязательно подучиться. Чтобы фашистов бить наверняка, нужно овладеть военными знаниями. Освобождать Польшу мы будем вместе.

— Как вы относитесь к Армии Крайовой? — спросил полковник.

— Боюсь, что ее авантюризм может дорого стоить полякам.

Из толпы вышел молодой красивый офицер.

— Пан генерал армии, мы гордимся вашей славой, вашими победами. Разрешите пожать вашу мужественную руку!

— С удовольствием подаю руку смелому польскому офицеру, — засмеялся Рокоссовский и, сняв с руки часы, протянул: — Na pamiątke naszego spotkania! [43] На память о нашей встрече (польск.).

— О Пресвятая Дева! — гордо воскликнул офицер, глядя на командующего фронтом, — Клянусь честью! Я постараюсь быть похожим на вас!

Вскоре разговор с солдатами и офицерами пришлось завершить, а дальше длилась беседа с командованием армии, которая закончилась далеко за полночь. На следующий день рано утром Рокоссовский улетел на правый фланг фронта, где решалась судьба операции «Багратион».

24 июня 1944 года утро в Белоруссии выдалось тихим и настороженно-спокойным. После короткой и теплой ночи незаметно выплывали из темноты березовые рощи, синевато-дымчатые сосняки. На восточной стороне горизонта зловеще светилась красная полоса, похожая на раскаленное железо. В этом пугающем свете было что-то жуткое и тревожное. Все вокруг притихло, задумалось и онемело. В лесу не было слышно никаких посторонних звуков, словно все живое, получив какой-то сигнал, притаилось в ожидании какого-то необычного события.

Над бобруйскими болотами густой пеленой повис туман, и солдаты, занимавшие исходные позиции для наступления, копошились в этой пелене, будто сказочные богатыри в морской пучине.

И вот чуть свет эту тишину расколол гром артиллерийской канонады. Тысячи орудий, сотни бомбардировщиков обрушили на передовые позиции фашистов шквал огня. Два часа снаряды и бомбы взрывали вражеские доты и траншеи, громили переправы, мосты, штабы…

Затем пошли вперед танки и самоходки, поднялась в атаку пехота. Северная группировка — Горбатов и Романенко — в этот день смогла захватить лишь первую и вторую траншеи. А от Батова Рокоссовский получил донесение: «Прорыв закреплен надежно. Танковый корпус, не встречая сильного сопротивления, идет к населенному пункту Брожа, обтекая с юга и запада бобруйский узел сопротивления».

Это сообщение Жукову показалось преувеличенным. Вскоре Батов получил телеграмму: «Лично доложите действительную обстановку перед фронтом армии. Жуков». Когда же Батов вновь сообщил о крупном успехе его войск, телеграф отстучал лаконичную телеграмму: «Приеду смотреть сам».

В этот же вечер Жуков и Рокоссовский были у Батова на новом наблюдательном пункте в только что занятом местечке Гомза. Едва машины проскочили на НП, немецкая артиллерия накрыла дорогу.

— Жарковато у тебя, Павел Иванович, — сказал Рокоссовский.

— Да, жарковато, советую не задерживаться.

— Никуда не поедем, — произнес Жуков. — Доложи, что с противником в Паричах, и давай обедать.

— Противнику в Паричах мы зашли с тыла, окружили его и теперь добиваем.

— Ловко у тебя получается, — сказал Жуков, окинув одобрительным взглядом командарма. — А вот у Горбатова и Романенко дела похуже.

— Вот-вот они увеличат темпы наступления, — проговорил Рокоссовский, разглядывая карту. — Песня бобруйской группировки гитлеровцев спета.

Видимо, другой бы на месте генерала армии напомнил бы о порочности плана, на котором настаивала Ставка (это подтвердили действия двух армий с плацдарма Рогачево), но Рокоссовский за все время успешной операции «Багратион» не сделал Жукову об этом даже малейшего намека.

Приходится только удивляться, как некоторые военные историки и писатели, не моргнув глазом, заявляют: «Творцом и исполнителем операции «Багратион», освободившей Белоруссию и часть Польши, был опять же Г. К. Жуков…»

Этими «опять же» напичкана наша мемуарная и художественная литература. Пусть простит меня читатель за это отступление.

А тем временем, наспех пообедав, Жуков и Рокоссовский уехали на правый фланг фронта.

Войска 1-го Белорусского фронта за пять дней наступления прорвали оборону противника на 200-километровом фронте; они окружили и уничтожили бобруйскую группировку и продвинулись вглубь на сто километров.

Войска фронта вырвались на оперативный простор. 28 июня Ставка поставила войскам новую задачу — частью сил наступать на Минск, а основными — на Слуцк, Барановичи. Войска Рокоссовского совместно с 3-м Белорусским фронтом завершили окружение 4-й армии немцев и 3 июля после упорных боев освободили Минск. Более чем 100-тысячная группировка гитлеровцев агонизировала в лесах восточнее Минска.

Атакуемые на дорогах партизанами и авиацией, немцы пытались пробиться то на одном, то на другом направлении, но ни одна из попыток успеха не имела. К 13 июля с группировкой противника было покончено. 17 июля по улицам Москвы прошли 57 600 фашистских солдат и офицеров, плененных во время операции в Белоруссии. Впереди колонны, опустив головы, брели немецкие генералы. Три часа, по двадцать человек в ряд, шли мимо молчаливых москвичей «победители» Европы без всякой надежды на благоприятный исход войны.

Белорусское сражение и его результаты уже на пятые сутки вызвали яростное раздражение Гитлера. Как всегда, ему понадобился козел отпущения, на которого можно было снова свалить вину за поражение. Своему окружению он дал понять, что кто-то должен ответить за провал боев в Белоруссии. На развалившийся фронт бросаются все наличные силы. 28 июня он отстраняет фельдмаршала Буша от командования группой «Центр», а вместо него назначает командующего группой «А» фельдмаршала Моделя [44] Модель в 1945 командовал войсками Запада, группой армий «Б». После поражения в Рурской операции застрелился. . Несмотря на свои 53 года, Модель был бодр, полон энергии, подвижен и оптимистично смотрел в будущее. Он еще верил, что его кумир Гитлер спасет Германию от поражения. Воодушевленный получением звания «генерал-фельдмаршала», Модель, официально не приняв дела у Буша, в день назначения вылетел в Бобруйск в штаб окруженной девятой армии. Он считал, что своим присутствием сможет предотвратить катастрофу.