Рафаэль Сабатини - Ночи Истории

Для человека, каким был Лерой, ответ этот прозвучал малоутешительно. Ковыляя, он двинулся дальше. Они вышли на площадь Буффе, посреди которой смутным контуром маячила красная гильотина, и направились к набережной Турвиль. Оттуда их провели вдоль реки по всей набережной Ля-Фосс. Узников начал охватывать страх, кое-кто стал роптать, но оплеухи и уверения, что их повезут на Бель-Иль, тут же положили конец этому ропоту. Узникам сказали, что им предстоит возводить на острове крепость.

Торговец решил, что это похоже на правду. Новость утешила его куда лучше, чем утешила бы любая молитва. Впрочем, он уже давно разучился молиться.

Пока они шли по набережным, в домах нет-нет да и приоткрывались окна. Любопытные высовывали головы, но тотчас же опять прятались от греха подальше.

Наконец на Кале Робен всех согнали в сарай, двери которого выходили к реке. У сарая стоял большой лихтер. В свете факелов было видно, как на палубе суетятся с полдюжины корабельных плотников; слышался стук молотков и визг пил.

Те из пленников, что стояли ближе к барже, поняли, что там творится. В борту судна выпиливали два широких порта. Плотники забивали один из них досками. Узники заметили, что сейчас эти порты находятся выше ватерлинии, но, когда судно будет загружено, их обязательно зальет водой. Осознав, какая страшная судьба уготована им, несчастные вновь почувствовали панический страх. В памяти всплыли обрывки разговоров и мрачные шутки, которыми обменивались маратисты в Буффе. Их смысл в одно мгновение стал понятен всем. Охваченные тревогой, узники извивались, роптали, вопили о пощаде и исторгали яростные проклятия.

На обреченных дождем посыпались удары. Но тщетно старались надсмотрщики вновь утихомирить их своей басней о постройке крепости на Бель-Иле. Один из пленников в отчаянии сумел разорвать свои путы и, воспользовавшись переполохом, исчез. Гранмазон с подручными искали его четверть часа, но так к не нашли. Вероятно, они бы искали его всю ночь, но тут какой-то человек в черном плаще и круглой шляпе, стоявший рядом и беседовавший с Гуленом, строго сказал:

— За дело, приятель. Черт с ним! Мы его еще поймаем. Скоро рассвет. Ты и так уже потерял много времени.

Это был Карье, явившийся, чтобы лично проследить за исполнением своего приказа. По его команде Гранмазон приступил к погрузке. К борту лихтера подали трап, по которому обреченным предстояло спускаться на палубу. Связывавшие их веревки стянули туже, но оставили только на запястьях. Узникам велели грузиться. Однако поскольку они не торопились подчиниться, а некоторые отпрянули назад, закричали и застонали, моля о пощаде, Гранмазон и Жоли стали хватать их за воротники, подталкивать к краю причала и втискивать в трюм, ломая несчастным руки и ноги. Сочтя, что такой способ погрузки позволяет сэкономить время, от трапа и вовсе отказались.

Лерой должен был быть брошенным на борт одним из последних. Он упал на вздымающуюся и копошащуюся груду человеческой плоти, постепенно оседавшую на дно лихтера. Люки над головой закрыли и заколотили гвоздями. По странной случайности Лерой и молодой капуцин, рядом с которым он шел в цепочке, до сих пор оставались вместе. Тут, в суматохе и темноте, оглашаемой стонами и криками, Лерой вдруг услышал голос юного прелата, призывавшего остальных к молитве.

Они оказались на корме судна, возле одного из бортов, и Лерой, сохранивший сообразительность, которая до сих пор давала ему средства к существованию, попросил капуцина поднять кверху руки. Потом он, как собака, раздул ноздри, вертя головой, и наконец нашел то, что искал. Крепкие зубы торговца впились в бечеву и принялись бесконечно терпеливо перекусывать ее.

Тем временем плавучий гроб отошел от причала и заскользил по стремнине. На люке сидели Гранмазон, Жоли и еще двое маратистов. Они тянули «Карманьолу», чтобы заглушить вопли несчастных внизу, и отбивали такт ногами по палубе.

Лерой работал челюстями, как крыса, пока, наконец, веревка не ослабла. Потом, чтобы не терять монаха в этой мешанине копошащихся тел, он схватил капуцина зубами за рукав.

— Держись за меня, — произнес он отчетливо, насколько мог, и капуцин с благодарностью повиновался. — Теперь развяжи мне руки.

Ладони капуцина заскользили по рукам Лероя от плеч вниз, пока не коснулись запястий. Пальцы монаха ухватились за узлы. Развязать их в темноте было нелегким делом, приходилось трудиться наощупь. Однако прелат оказался упорным и терпеливым, и в конце концов последний узел сдался. Торговец был освобожден от веревок.

Это принесло ему несказанное облегчение, хотя и не давало серьезных преимуществ. Но, по крайней мере, его руки были свободны, и он мог при необходимости действовать ими. Он не обманывался относительно того, что должно было произойти, и понимал: пикового положения не избежать. Но Лерою никак не хотелось расставаться с надеждой.

Его руки высвободились как раз в нужный момент. Гранмазон и его подручные на палубе больше не пели. Они забегали, засуетились. Что-то ударилось о борт судна в носовой части, очевидно, шлюпка. Где-то ниже уровня палубы зазвучали голоса, потом лихтер затрясся от страшного удара по доскам носового порта. Гам в трюме усилился, став вдвое громче. Задыхающиеся, бранящиеся, стонущие люди навалились на Лероя и на миг подмяли его под себя, когда судно накренилось на правый борт. Послышались удары не только по носовому, но и по кормовому порту; раздался треск, обшивка оторвалась, и вода хлынула в трюм.

То, что творилось во мраке, было неописуемо ужасно. В панике многие узники разорвали свои путы. Они бросились к открытым портам, в которые хлестала вода. В отчаянии эти люди принялись голыми руками отрывать доски. Кому-то удалось высунуть наружу руки, чтобы расширить отверстие. Но рядом с лихтером стояла шлюпка корабельных плотников, а в ней — строитель оград Гранмазон, державший в руках мясницкий нож.

С насмешками и грязными проклятиями он рубил протянутые руки, вновь и вновь взмахивая ножом, тыча им в трюм сквозь щель в порту и вонзая лезвие в плотную упругую массу. Он неистовствовал до тех пор, пока плотники не отгребли прочь от тонущего лихтера, чтобы он не увлек: шлюпку за собой.

Судно и его обреченный груз — сто тридцать живых людей — начало медленно погружаться носом вперед. Стоны, вопли и проклятия внезапно стихли: ледяные воды Луары сомкнулись над лихтером.

Попавшего в водоворот Лероя вынесло наверх и прижало к палубному настилу. Он машинально вцепился в балку. Вода захлестнула его голову, а потом, к удивлению торговца, вдруг схлынула, плеснулась раз или два, когда киль лихтера коснулся дна, и наконец стала на уровне плеч Лероя.